Обреченные пылать

Дариан посмотрел на меня так неожиданно, что я не успела отвести взгляд, а так как запоздало отводить взгляд было бы всё равно что капитулировать, я продолжала смотреть ему прямо в глаза.

– Тебе так проще? – ещё более неожиданно, чем посмотрел, вдруг спросил у меня Дариан, сдвинув свои красивые брови к переносице. – Быть ничьей.

– Ты первый, с кем я решила себе это позволить, – не поднимаясь и не меняя позы, накинула на свою спину одеяло я, решив хотя бы немного прикрыть свою наготу.

– Что было до меня?

– Я смутно помню. Какие-то отношения, какие-то обязательства.

– Это было настолько плохо, что ты решила отказаться от этого навсегда?

– Это просто было “никак”. Мне не понравилось.

– А теперь тебе нравится?

– Теперь нравится.

Дариан помолчал около минуты, после чего вновь посмотрел на меня, и я, уже перевернувшись на спину и подложив подушку себе под голову, вновь подняла на него свой взгляд.

– Я ещё ни разу не вступал в серьёзные отношения, и это меня всегда более чем устраивало. Однако ты должна понимать, что того, что сейчас происходит между нами, мне однажды станет мало.

– Хорошо, – уверенно произнесла я, после чего перевела взгляд на невероятно высокий потолок, украшенный лепниной, которую невозможно было чётко рассмотреть из-за тусклости освещения, – когда тебе станет мало, мы разойдёмся в разные стороны. Закончим это.

– Ничто не может длиться вечно, – неоднозначным тоном то ли подтвердил, то ли опроверг мои слова Дариан.

Из-за этих его слов я так и заснула с колким ощущением неопределённости, аккуратно прокравшимся вглубь моей души и на какое-то время затаившимся там до следующего раза.

Глава 70.

Последняя неделя августа откололась от лета холодным осколком первого дуновения осени. Пришлось выкапывать из гардероба ветровку и менять шорты на джинсы, но я не жаловалась. Лето этого года выдалось для Британии слишком идеальным, едва ли не ежедневно температура воздуха прогревалась не ниже двадцати одного градуса, дождей почти не было, а те, что были, даже грибными назвать было сложно, так скоро и быстро они пробегали куда-то вдаль. Так что неудивительно, что к последней неделе августа лето выдохлось, растратив всё своё тепло до единой капли. И хотя сезон дождей ещё не начался, небо уже заволокла беспросветная пелена светло-серых облаков, сквозь которые не пробивался ни единый солнечный лучик счастья. Впрочем, осень всегда была для меня бо́льшим счастьем, нежели другие поры года. Может быть потому, что она отражала моё внутреннее состояние. В эту пору года никто лишний раз не спрашивал меня о моей холодности или отстранённости – люди сами находились в поисках тепла и уюта, хмурясь и кутаясь в шарфы.

…Мне определённо было комфортнее прятать свой внутренний мир под слоем осенних облаков, нежели под прямыми лучами летнего солнца. Можно сказать, что осень была моим личным, идеальным камуфляжем. Поэтому преждевременный её приход я встретила с распростёртыми объятиями.

Последний день лета этого года выпал на воскресенье. Тридцать первое августа в нашей семье всегда ознаменовывался с днём рождения бабушки Пандоры – матери тёти Беллы и моей мамы. В детстве она всегда приезжала к нам именно в этот день, и вместо того, чтобы принимать подарки, всегда раздавала огромные коробки с очень дорогими гостинцами каждому ребёнку в нашей семье. Мы, дети, ожидали её дня рождения даже больше, чем собственного, и даже больше, чем новогодних каникул. Этот день перестал быть праздником после того, как Пандора лишилась обеих своих дочерей – других детей у неё не было. Младшую дочь она похоронила, старшую так и не смогла найти. Не знаю, смирилась ли она с тем, что тёти Беллы, как и мамы, больше нет. Я даже не знаю, смирилась ли я. Люди, однажды пропавшие без вести на целое десятилетие, негласно приписываются к умершим. Но ты не видел тела, не хоронил его в гробу или не развеял оставшийся от него прах по ветру. При подобных условиях сложнее понять, что определённого человека не просто нет в твоей жизни, а в принципе больше нет. И ты вроде как уже и попрощался с ним, но при этом прощальную речь даже мысленно не произнёс. Этот человек всё ещё как бы есть, но его как бы и нет. Также, как и внушительной части тебя, исчезнувшей вместе с ним…

– Только не называй мой возраст вслух, – слышится уже слегка подвыпивший голос Пандоры по другую сторону телефонной трубки. – Семьдесят четыре – не такая уж и красивая цифра для женщины… На моей голове не осталось ни единого волоска, который не окрасился бы в седину. Предатели…

Пандора всерьёз воспринимала возрастную седину за предательство. Она была из тех, кто видел то, чего нет, в том, что есть, и наоборот. Это всегда забавляло меня, правда я давно уже перестала этому улыбаться – сил не осталось, а даже если бы они и остались, я предпочла бы их поэкономить.