— Возьми. Есть идея. Когда будешь читать дело, заводи отдельные карточки на каждого подозреваемого. Указывай не только фамилию и имя, но и адрес, год рождения, страницы дела, кто производил проверку и в каком томе находятся документы об окончании работы. Потом мы вместе с тобой обсудим, достаточно ли глубоко произведена проверка, и решим, к кому есть смысл возвращаться, а к кому не стоит. — Фролов встал, прошелся по кабинету, вздохнул. — Знаешь, Николай, со вчерашнего дня не могу избавиться от мысли, что зря навязали тебе это дело. Скажи прямо, если ты и сам такого же мнения, пойду к начальнику отдела, скажу, что погорячился, а тебя прикреплю к Перцову, умному, опытному инспектору. Поработаешь с ним на свежих делах. Набьешь руку и, может быть, через год или даже через полгода возьмешься за «Тайну».
Перед Сомовым промелькнуло смеющееся лицо цыганистого Кузьменко. Николай представил, как завтра после пятиминутки этот Кузьменко и другие будут смеяться, узнав, что новичок занимался «Тайной» только сутки и упросил начальство дать ему работу попроще. Николай вытащил из пачки сигарету, не торопясь размял ее и, не закуривая, посмотрел Фролову прямо в глаза.
— Знаете, Алексей Иванович, я ведь подумал, что вы мне это дело поручили специально для того, чтобы я на нем опростоволосился. И тоже размышлял, не стоит ли мне от него отказаться. — Сомов встал, прикурил сигарету и, затянувшись, выпустил в сторону от Фролова струю дыма. — Так вот. Прошу оставить дело за мной. Как-то нехорошо получается: объявили схватку, вышел на ковер и, даже не поздоровавшись с противником, сдался. Тут и гадать нечего — сдался со страху.
— Ну, подорлик, смотри. Я ведь тебе от всей души предложил.
— Поработаю, Алексей Иванович.
— Тогда так: со всеми вопросами, не откладывая, ко мне. В любое время.
Фролов ушел, а Николай, закурив новую сигарету, подошел к окну. Только что политая улица поблескивала вымытым асфальтом, жара спа́ла. Николай представил, как сейчас вольно дышится на речке, около их садового участка и отец, наверное, уже начал таскать ведрами воду для поливки цветов. Интересно, а что сейчас делает Лена. Эх, Леночка, Леночка...
Открыв первый том, где вчера вечером оставил закладку, он прочел справку, обобщавшую первую неделю работы после убийства. Она была написана общими, казенными фразами: «Принятыми мерами розыска преступники не обнаружены... Розыск лиц, близко знающих семью Яковлевых, положительных результатов не дал... Что похищено при ограблении, не установлено...»
Дальше шло заключение судебно-медицинской экспертизы, в котором подробно описывались ранения, нанесенные Яковлевым. К справке были приложены три контурных анатомических рисунка человеческой фигуры и на них отмечены красным карандашом повреждения.
Николаю захотелось побывать в бывшей квартире Яковлевых, чтобы на месте понять, как действовали преступники, попытаться выяснить, сколько же их было? Один, два? А может, больше? Почему жертвы не оказывали сопротивления? Он сделал первую запись в блокноте: «Разобраться с механизмом повреждений Родиона Силыча и Людмилы. Поговорить с экспертами. Почитать криминалистику, выяснить на кафедре, что можно узнать по этим ранениям о преступниках: рост, силу, возраст. Узнать, могли ли разные лица нанести одинаковые ранения Родиону Силычу, Людмиле». Отложив блокнот, Николай стал размышлять: кто же такие эти бандиты? Нужно быть зверем, чтобы хладнокровно, под музыку убить двух и пытать третью... А может быть, был один? Искали группу, а преступление совершил одиночка — кровожадный бандюга, сумевший расправиться со всей семьей? Представив себе всю эту жуткую картину, Николай почувствовал, как мурашки пробежали по спине. Он закрыл окна, прошелся по кабинету и усилием воли заставил себя снова приняться за документы. Прочитав несколько писем-ориентировок, разосланных в МУР, в милицию союзных республик, в которых излагались подробности преступления и просьба искать преступников, принялся за следующий том.