Обычные люди

Вероятно, Мелиссу ожидал очередной провал, но накануне ее охватило страстное желание приготовить эба – когда она проходила по торговой улице мимо лавочки, где продают плантаны. Там можно купить три штуки за один фунт. Толстяк за мясным прилавком положил их в голубой пластиковый пакет, а потом она, поддавшись внезапному порыву, прибавила к ним ямс, курицу и бамию (маниок дома уже был). Мелиссе показалось, что это занятие утешит, успокоит ее, поможет перенестись в другое место. Ей хотелось вырваться с этих темных британских улиц, с их изможденными, унылыми лицами, с их подспудной злобой и угрозой, с их спертым воздухом.

– Майкл вернулся домой? – в голосе Элис звучала тревога и решимость.

– Нет.

Последовала лекция о необходимости мужчины в доме, где растут дети, прочитанная с традиционным нигерийским напором.

– Ты не справишься одна. Надо вернуть его, вот что. Как же дети? Ты же знаешь, мужчина должен жить дома, со своей семьей. Не отпускай его. А то он начнет пить и… и… и курить, и ходить в ночной клуб. Они всегда так!

– Мам…

– Женщина не может без мужа. Я с твоим папой жила вон сколько, потому что одна не справилась бы. Я терпела, терпела, терпела. Родителям надо быть вместе, пока дети не вырастут. Скажи Майклу прийти домой на этой неделе, в пятницу. Не нравится мне, что он живет не пойми где. Беспокоюсь я.

– Ладно, мам, – отозвалась Мелисса. – Пойду делать эба.

– Слушай меня!

– Я слушаю.

– Воду наливай медленно. Как следует разминай.

– Хорошо.

– Скажи Майклу прийти домой, – повторила Элис.

Вообще-то каждые несколько дней он все-таки приходил: увидеться с детьми и уложить их спать. А затем возвращался в гостиницу. Иногда они вместе ужинали. Сегодня вечером он тоже должен был прийти, и Мелисса, размешивая кубик «Оксо», решила, что Майклу тоже надо поесть эба с рагу. В последнее время он порядочно отощал.

Со вчерашнего дня у входа в парк скопилось множество цветов в память о Джастине – и они будут прибывать и дальше в ближайшие дни и недели. Там были букеты и воздушные шарики. На тротуаре перед забегаловкой стояли фотографии и свечи, а мимо взад-вперед проносились машины. По вечерам собирались его школьные друзья, садились вокруг, плакали. Это место стало красивым обиталищем безвременной смерти, и сюда приходили многие. Были и другие цветы, в память о других детях, которые ушли слишком рано, эти цветы были привязаны к фонарным столбам, к ограждениям по сторонам дорог. Сюда будут приносить новые цветы, в основном – матери, снова и снова, но потом они начнут блекнуть, вянуть, и в конце концов наступит день, когда даже матери позволят им погибнуть, заберут и запечатают в себе свою любовь, все свои воспоминания.

– Слышал, что случилось? – спросила Мелисса, когда появился Майкл.

– Что?

– Па-па, па-па, па-па! – неслась приветственная песенка.

– Погоди, детка. Что такое?

– Снова зарезали человека. – Мелисса понизила голос, чтобы не услышала Риа. – Возле библиотеки.

Она видела это – одну грань, один пункт этого смертельного плана, хотя и в тот момент не понимала, что видит. Направившись к парку с ножом в кармане, в кепке набекрень, Итан так и не добрался до места. Прежде чем он достиг конца улицы, Мелисса услышала, как где-то с визгом тормозит машина. Она выглянула в окно главной спальни, где в этот момент переодевала Блейка. Из машины вылезли двое с дубинками. Они затащили в салон мальчика в кепке. Потом сами сели в машину и рванули с места, внутри сидел дьявол, и они собирались как следует разобраться с мальчишкой. Увиденное заставило Мелиссу содрогнуться. У нее засосало под ложечкой, потому что было совершенно очевидно, прямо здесь (ее младенец – по эту сторону стекла, дьявол – по другую), что мальчик погибнет, сегодня же вечером или ночью, тем или иным образом, и что помешать этому невозможно. Мелисса отошла от окна, в глубину дома.

– Нет, – ответил Майкл, и плечи его поникли. – Еще одного?

– Еще одного.

Он казался измотанным, опустошенным. Черное пальто на нем болталось, и он слегка горбился: почти незаметный поклон, дань уважения возрасту. В его лицо постепенно прокрадывалась меланхолия, пугающе меняя выражение и снаружи, и изнутри.

– У тебя измотанный вид, – заметила Мелисса, пока он стаскивал с себя пальто.

– Спасибо.

– Я не хотела обидеть.

– Я сегодня неважно спал.

– Почему?

– Папочка, а ты останешься на ночь? – спросила Риа. Ей так его не хватало. Особенно по ночам. И ранним утром.

На оба вопроса он ответил, толком не отвечая. Нахмурясь, он смотрел в лица детей, тепло и пристально разглядывая их носы, их подбородки. Мелисса наблюдала за ними из кухни, где разминала эба. От его присутствия, от того, что все они, вчетвером, собрались под одной крышей, казалось, что все в высшей степени правильно. Она чувствовала это всякий раз, когда он приходил, и ощущала неправильность всякий раз, когда он уходил. Это лишало их всех чего-то основополагающего, важнейшей части дома.