Обыкновенные люди

– Что случилось? – на лице совсем заплакало, так что щеки промокли, как вчерашняя кофточка. Начала захлебываться собой, пыталась ногами, но оставалась неподвижной гусеницей в свой же луже.

– Эй! Кто-нибудь! – кричала она изнутри соленой гусеницы. – Почему не получается? Я же хочу. Почему не встаю? – пустели маленькие вдохи.

Но неподвижной гусенице было уже все равно. Она безразлично немела, чтобы больше не приходилось двигаться. А Саша давилась слезами, потому что, в отличие от гусеницы, она хотела. Вот только тело больше не слушалось её. Стало чьим-то чужим. Кажется, его наконец-то принимали обратно.

По гарантии.

– Постойте!

Но документы уже подписывали, и новый собственник торопился.

– Почему не встаю? – в коконе движений все меньше и меньше, а кокон только плотнее. И под лопатками, кажется, уже перестало чесаться.

– Как же так?

– Но я же…

Плакала, а с кровати скатилось солнце.

Увидела свою застывшую гусеницу с потускневшими глазами. Уже упаковывали и больше никаких очередей. Снаружи кожаная, внутри асфальт.

Прямо в пиццу, что ещё на губах. Коснулась нижней губой верхнюю. Влажные и даже объемные.Даже без кофе.А вот и трещинка от зубов. Прикусила. Сыр и солёная кожа.

– Вкусно, – облизнулась. – Значит еще здесь, – изучала она мокрые ладошки. Складки в форме буквы «М» и покрасневшие пальцы с выпуклыми суставами. Глядя на эти самые пальцы, вспомнила про маленьких пилотов внутри и решила вновь пилотировать себя. Те направились под розовые чешуйки, чтобы занять свои места.

Начала стягивать себя обратно, возвращая напряжение в мышцы.

Расселись – можно вставать.

И, натянув сложный спазм, она, разорвав гусеницу, оттолкнулась от пола.

Встала на ноги. Обрадовалась и вернувшемуся зуду, и способности чесать его.

– Вот, значит, что чувствуешь, когда выключаешь свет?

– Отстойное какое-то чувство, – почесала она под лопатками.

Спит ли солнце или все-таки скатывается?

Но отстоя, как известно, мало не бывает, а жизнь так и вообще очередь из него.

Фотография девочки никак не выходила из головы.

Беззвучно смотрела.

– Кто же она такая? – этот архив с сохраненным «я» точно внутрь пробрался и продолжал свое разархивирование, передавая браслеты из шкафчика один файл за другим.

Саша не могла остановить эту загрузку, а потому пыталась блокировать эти чужеродные файлы уже внутри себя, но вместо этого эти файлы, наоборот, точно блокировали что-то в ней, а под кофтой уже две полосы натерла.

Она уже ни в чем не была уверена. Ну, то есть почти ни в чем. Кроме того, что нахождение внутри себя архива с чужим «я» – преотстойнешее чувство. Это даже хуже, чем потерять последний кусок пиццы, когда хочешь его съесть. С этим нужно было что-то делать. И срочно – пока еще сильнее не проголодалась (или пока спина совсем не порвалась).

А еще она так и не узнала, зачем же все эти годы горела лампочка. Поэтому Саша, перестав чесаться, решила узнать побольше об этом заразном «я» в надежде, что этот архив покинет её, а вместе с ним её покинет и отстой.

– А потом первым делом куплю себе пиццу! – представила она. – Большущую-пребольшущую с самым липким сыром.

И убедившись, что ее лицо вернуло прежнюю сухость, второй паспорт и 29-летнюю самостоятельность, Саша настроила деловой голос и постучалась к соседям.

После череды скрипучих шагов металлическая дверь с наклеенным картонным деревцем приоткрылась. В проеме появилась строгая женщина на вид лет пятидесяти пяти в домашнем сарафане какого-то бледно-песочного цвета. Судя по манере, учительница.

Она ничего не сказала, но все показала железным прищуром.

Переводя этот прищур и статус зрачка на язык букв, это значит:

– Что надо?

– Эээ… здравствуйте, – тут же позабыла о 29-летней самостоятельности и втором паспорте Саша, глотая воздуха явно больше, чем выглатывая слов (дурацкие социальные взаимодействия! И почему всегда так?)

– Вы кто? – требовательно спросила женщина.

(Ну точно учительница).

Почувствовала себя как у школьной доски, когда не знаешь ответа и не знаешь, как это объяснить.

– Я? Ну… я просто… хотела спросить о… – Саша показала рукой на седую дверь. – Вооон той квартире? Не знаете, кто там живет?

– Я, кажется, задала Вам вопрос, – непреклонно сказала женщина. – Кто вы? Не припомню я вас, девушка…

– Понимаете… – начала Саша. – Я… мне… – тут-то она и поняла, что «29» в паспорте уже миновало ту школьную доску.

– Я… п… просто…

Но «просто» выходило из нее совсем не просто.

– Что случилось? – вдруг смягчилась учительница, увидев, как у Саши не получалось говорить. Зато неплохо получалось запинаться. 

– У вас все хорошо?

Саша покачала головой, точно уже в детском саду.

– Я не знаю, как объяснить… в общем, для меня это очень-очень важно, – наконец, выдавила из себя Саша. – Я должна узнать, кто живет в той квартире. Пожалуйста, расскажите мне.

Женщина задумалась, а потом, смирившись, выдохнула.