Обыкновенные люди

Сперва я думал, что им просто повезло, а мне нет, но, когда однажды один человек с сердцем заставил меня помыть пол, а сам выглядел как здоровая версия меня, я засомневался. То оказался пол сомнения. И в ту бессердечную пору это сомнение лишь росло. А сердечная коллега уходила все чаще и чаще.

– Это же надо! – отжимался я от переработки. – У нее сердце, а у меня работа! Классно же она придумала! Не хочу я работать на сердце!

Точно. Слово-то какое – «придумала».

Тогда-то я и перестал верить в сердца. Я, не задумываясь, перенес этот орган из разряда «повезло» в разряд «выдумка» и негласно нарек всех его обладателей лгунами.

Сердцемеры – так я их называл. Надевают сердце, когда им нужно. Притворяются, что у них сердце, чтобы я за них полы мыл. И приходилось!

Я начал думать, что сердце выдумали только с одной целью – чтобы не работать и не мыть пол. Потому что, по моим скромным наблюдениям, заниматься сексом сердце еще никому не мешало. Оно и понятно, работать с сердцем нельзя, а вот трахаться с сердцем можно.

Примерно так, анализируя чужие сердца, я пришел к выводу, что их нет. Как нет снежного человека, несмотря на все уверения свидетелей и очевидцев.

Безусловно, те свидетели всего-навсего очень сильно не хотели мыть пол, вот и выдумали это антиполовое создание. И теперь вместо пола они толкают сувениры и экскурсии.

«Сердце –  выдумка. Оно как Дед Мороз», – так думал я.

Думал, пока у самого не заболело.

Вафельная слюнка

Я засыпал с сердцем и просыпался с ним. И с каждым днем сердца в моей жизни становилось все больше, а пола все меньше.

«Мне же еще даже не пятьдесят, – призадумался я. – Зачем же я толкал этот пол, если все равно сердце?»

Я же толкал его как раз для обратного, для того, чтобы в моей жизни сердца не появилось, а оно все равно возьми да появись – так я и перестал отжиматься.

Не помогло.

Зато потянуло на сладкое. Тортики там всякие да трубочки с вареной сгущенкой или кремом. Да что там, даже чай начал пить, и тот с сахаром. Как говорится, сорвался. Целый год сдерживался, следуя рекомендациям интернет-диетологов, заменяя вкусное сладкое отжиманиями и брокколи, а вместо здоровья получил боль под ребром. Я подумал, есть ли смысл себя ограничивать, если все равно не помогает, а еще и невкусно в придачу? Определенно нет. Есть нужно все, что хочешь – все равно однажды с тобой случится сердце. Так что я остался без ограничителя, и кондитерский поток хлынул в мой рот без всяких препятствий.

Стоило мне только увидеть пряный козырек маленькой пекарни на углу, как сразу во рту собиралась слюнка. А перед глазами появлялась она – вафельная корочка. Она имела вкус, даже находясь в моей голове.

Как знать, возможно, я по старой привычке просто искал способ уравновесить убытки (в данном случае сердце) и, разочаровавшись в отжиманиях, нашел в сладком новый противовес. Даже если и так, съедобный противовес оказался ничуть не хуже. Но сердцу трудно что-то противопоставить – все равно чувствовал себя в минусе.

Правда, совсем недолго. Выяснилось, что сердце – это не только убыток, но это еще и замечательное приобретение. Немного попрактиковавшись, я вскоре научился им пользоваться. Освоил этот инструмент и удивился тому, как долго я был невежественно бессердечным.

Поражает, насколько же бессердечная жизнь качественно уступает сердечной. Сколько работы можно пропустить, сколько полов можно не мыть и со скольких диванов можно не вставать, отправляя с дивана другого: «У меня сердце, детка, ничего личного!»

А еще стоило мне получить свое сердце, как я поверил во все остальные. Я даже  немного подобрел. Я перестал злиться на сердцемеров, но стал одним из них, и зауважал как равных. Переименовал их в почетных сердценосцев. Тогда же я испытал это гордое чувство причастности к чему-то ограниченному и привилегированному. Это как принадлежность к сверхэлитному обществу – обществу сверхлюдей со сверхвозможностями. Мне оставалось только пойти в аптеку и приобрести наш общий партийный билет.

– Так вот почему! – сердечное откровение открылось и мне. – Все показывали эти белые пропуски, – с опозданием, но дошло и до меня (как обычно). – Так сердценосцы отличают своих.

Всё, что меня раньше бесило в других, теперь бесило других во мне. Я даже узнал в некоторых бессердечных прежнего себя. Они, морщась, оставались и что-то бессердечно ворчали, когда я уходил в обед. Но что вообще значит мнение обычного бессердечника? Если тебе не повезло с сердцем – завидуй молча и терпи. Своего нет, нечего на чужое претендовать.

– Так вот почему ей всегда было все равно, – вспомнил я уже уволившуюся сердценоску-Екатерину, которая в свое время добавила мне ой как не мало отжиманий.