Обжечься светом

Поворачиваюсь на голос партнера. Разгар рабочего дня, сотрудники поочередно уходят на обед или продолжают смотреть в монитор. Я поднимаюсь, поприветствовать Михаила Ильича, он идет за Максом, слегка улыбается, рассматривает обстановку.

– Добрый день, рад вас видеть, – жму ему руку.

– Михаил Ильич заехал осмотреться, – спокойно объясняет Макс.

– Из любопытства, – мэр сдержанно улыбается.– Эдуард, это ваша идея предложить моему сыну должность директора департамента?

Мы выходим из шумного офиса в коридор, где большие окна не открывают прекрасный вид за окном.

– Я побеседовал с ним, у него отличная теоретическая база. Он справится. На его месте это больше ценится.

– Надеюсь вакансия не возникла внезапно с его приходом? – его голос звучит серьёзнее. Мне это нравится.

Я кратко объясняю, что произошло. Добавив, что с тех пор не нашли подходящую кандидатуру.

– Тогда все удачно. Вы же не станете тут же увольнять его? Наверное, сначала разберётесь и поможете?

– Вы сомневаетесь в сыне? – замечаю, что мы ушли вперед. Макса остановил один из помощников директора по рискам. – Или, быть может, во мне?

Он колеблется с ответом.

– В этом деле…сами понимаете, – он отмахивается от темы. Мы медленно идем вперед по коридору.– Может, покажете, где мой сын обитает? – с этими словами он замедляется. Я снова оборачиваюсь на Макса. Надолго ли это? Мэр касается моей руки, привлекая внимание. Говорит, не торопясь: – Я хотел вам сказать еще тогда, но не был уверен до конца – я знаком с вашим отцом.

– С моим отцом? – удивляюсь я.

– Не лично, но он удивительный человек. – Он не видит на моем лице удивление, поэтому продолжает: – Как он кстати?

– Он не так давно умер в больнице. Инфаркт, – я опускаю " к сожалению".

– Как жаль. После вашего звонка, я, конечно, как вы и сами сказали, навел о вас справки. Ваш отец сначала работал у нас в местной больнице, потом, как я понял, где-то занимался научной работой, вы лучше знаете. Так вот, он однажды появился в администрации, это было лет двадцать назад, я тогда работал на ничем неприметной должности. Моя коллега не хотела принимать его, так как торопилась домой. Ваш отец не очень вежлив, простите, такое уже нельзя говорить, но каким-то образом он выведал, что у женщины погибает ребенок. У ее дочери была последняя стадия и врачи отказались чем-либо помочь. Но не он. Я не знаю, что он сделал, так как это было…как вам сказать, не совсем официально. Я узнал лишь потому, что коллега была в отчаянии и разговор произошел при мне.

– Вы уверены? – после некоторого молчания все же спрашиваю. Он широко улыбается.

– Да-да, поэтому мне было интересно как вы выбрались. Я был уверен, что вы со всем справитесь. Это у вас от отца. Кстати, та девочка выросла, уехала за границу и, кажется, у нее двое детей!

Максим Ильич что-то еще говорит, но я прохожу вперед.

– Эдуард, и от экскурсии по вашей компании не откажусь. Если вы меня впечатлите, я же не буду молчать. – Он обращает внимание на отсутствие трости: – Вы справились с ней? Но она вам очень подходила. Как бывает женщина подходит мужчине.

Я жду, пока он перестанет смеяться.

– Тогда лучше найду себе женщину.

С этим же настроением он хлопает меня по плечу.

– Уверен, уже нашли! Эдуард, вы еще так молоды, мне бы ваши годы. Остальная мужская часть нашего города благодарна вашей болезни. Вы не конкурируете с ними днем, прогуливаясь по улицам.

Это политика научила его прямолинейности? Любитель давить на раны.

– Нам туда, – я указываю на последнюю дверь по правой стороне. – Как видите, я присматриваю за вашим сыном, хотя он взрослый человек.

Мы не доходим. Он останавливает меня.

– Эдуард! Вы приняли мои слова близко к сердцу?

– Только так и могу принять ваши слова, и только я.

Все же коридоры у нас как в больнице.

– Вы еще с чем-то не можете смириться? Казалось бы, после комы вам все в радость, зачем обращать внимание на мелочи или на то, что кто-то ляпнул? – мэр будто озадачен. А у меня вдруг срывается:

– Вот именно, у меня все еще чувство, что я там в лягушатнике и все еще борюсь!

Не смотря на частые мнимые улыбки на лице мэра, глаза у него всегда серьёзные. В тот момент они слились со всем его видом. Можно рисовать портрет, чтобы повесить в администрации, а лучше у него дома, для потомков, как в царские времена.

– Надо держаться сильнее за то, что ухватился!

– Это погубит обоих! – отхожу в сторону. Замечаю у стены в огромных горшках искусственные цветы. Хочется выкинуть в окно! Вместо этого несильно пинаю ногой. Мэр подходит ко мне.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты глупый и слепой? – с укором и небольшим раздражением вдруг произносит он.

– Возможно,– развернувшись, замечаю вдалеке Макса. – Михаил Ильич, я только занимаю вас своими проблемами. Лучше пойду.

Но он не дает мне пройти:

– Да, теперь я четко вижу это: один тонет и захлебывается, боится задеть другого и не видит из-за пены вокруг, что тот, другой, уже на дне. У тебя хотя бы есть глоток воздуха! Идите, Эдуард, – он уводит руку в сторону и дает мне пространство.