Обжечься светом

Рука Макса быстро царапает бумагу в том месте, где официальный язык требует подписи. Сворачиваю экран компьютера, беру карандаш и пытаюсь на стикере. Рука помнит ход движения, но на листке остаются каракули. Уже неплохо. Макс поглощен работой, но поднимает голову. Я тянусь к бумагам. Нет, я их уже прочел и отметил кучу ошибок. Кто составлял условия сотрудничества? Подходит Татьяна, и я указываю ей на это. Она делает пометки, начиная почему-то краснеть. Я интересуюсь ее знаком зодиака, объясняя тем, что тренирую память, заодно выясняю, кто Макс по китайскому гороскопу и свой день рождения. Она размашисто оставляет эти данные на стикере и спешит к телефону на своем столе, и вовремя – мой просыпается от входящего сообщения. Я снимаю с ручки стола трость (приспособил), поднимаюсь. Все же тело не до конца принадлежит мне. В лифте нажимаю цифру три, затем девять. Когда лифт медленно открыл створки, передо мной, напротив, прижимаясь к стене, София. Она ждет меня. После кабинки я оказываюсь в пыльном коридоре. Стружка и другая строительная мелочь остаются на подошве, вырезая следы на полу. По обеим сторонам голыми неровными прямоугольниками торчат проемы дверей, местами с монтажной пеной. София пропадает в одном из них. Здесь окно завешено какой-то тканью. У стены – стол с электрическим чайником, еще какая-то посуда, что-то из еды в упаковке, несколько стульев. София двигает один, предлагает сесть. Ее голос эхом отзывается в полупустой комнате. На ней расстегнутое пальто, брюки и черная кофта, не выделяющая ее красивую талию. Волосы заведены за ухо. Она опирается на спинку стула, ожидая, что я пройду, сяду. Но я остаюсь стоять в двух шагах от входа.

Она чужая. Не моя София, которую я помнил. И не потому, что я, действительно, мало что о ней знаю и мы продолжаем играть в незнакомых друг другу людей, а потому, что я жил своей тенью. Я все это время прятался от света, боясь обжечься, но от света ли? Но вот тень отделилась. Наконец, я существую и могу управлять ею, она подчиняется мне. Но все новое, чужое, будто преломляется, как и свет сквозь призму моих очков или моего понимания.

София сама подходит ко мне:

– Эд, только так мы можем поговорить, никому не нужно знать о нашей встрече. Ты присядешь? Наверное, тебе сложно стоять. Кстати, как твоя реабилитация? Может не стоит ездить на работу?

– А кто ты по знаку зодиака?

– Близнецы, как и ты, – она отвечает, как всегда, не раздумывая.

Только в этой комнате чисто. О ремонте напоминают бледные следы у входа. Я прохожу вглубь к пустой стене, где поместилось бы еще два таких стола.

– Я вынуждена вот так тайно видеться с тобой, потому что Максим велел мне уехать! Но мне нужно донести до тебя… – и я не слышу, чем она заканчивает.

Люди злые существа – живут, ради удовольствия. Надевают модную одежду, чтобы о них лучше думали; при виде человека, судят внешний вид. Стараются понравиться и начинают любезничать, в то же время осуждают притворство. Боятся, но сами не дрогнут, наводя страх. Удовольствие как цель существования, даже глоток воды можно воспринимать двояко.

– Эд, – она подходит вплотную ко мне, чтобы видеть мое лицо, – задай себе вопросы: кто постоянно рядом с собой? Есть ли у тебя еще друзья? С кем ты общаешься? Это он говорит, что тебе делать и думать!

Тебе нужен глоток, чтобы жить?

Тебе нужна вода? ты уже попробовал и тебе мало? Тогда капля для тебя ничто.

Шагнув назад, я опираюсь о стену.

Беспомощность? Или нет.

Боль меня многому научила. Не дано мне строить планы наперед, да и пора бы задуматься о своем здоровье самому, не перекладывая на кого-либо: на Макса, врачей и, уж тем более, Софию.

– Как давно ты знакома с Элин: лет десять?

Она взмахивает руками, поправляет волосы.

– Неужели ты не веришь?! Эд?

Я себе-то не верю. Хотя верить и доверять…я могу верить бухгалтеру, но доверять? Или если уж он на нас работает, то мы ему доверяем?

Приятно слышать ее голос, он спорит со мной, утверждает, убеждает. Но этого ничего не нужно. София кружит по полупустой комнате, то отдалялась, то оставаясь напротив, заставляя меня улыбаться ее раскрасневшемуся лицу.

Я протягиваю вперед руку, пусть она утверждает, что я ее не слушаю.

Она снова рядом, от нее пахнет печеньем, волосы лавандой. Жгучей теплотой по моим рукам взбирается чувство умиротворенности, размеренности.

– Эд, – она прикладывает голову мне на плечо, – ты же не слушаешь меня. Что мне делать?

– Езжай ко мне.

А если бы она сейчас села машину и поехала ко мне домой, осталась ждать меня там?

Но София отстраняется, мельком смотрит мне в лицо – привычка обнаружить что-то в выражении глаз, а моя привычка – подавать вместо этого что-то еще.

– Я серьезно.

– Я говорила о тебе с Элин.

Голос ее мягкий, но я опускаю руку.

– Она рассказала немного о твоем отце, настоящем отце. Он тоже был болен, но в его время медицина еще не так продвинулась. Он пытался лечиться, потом встретил твою мать, использовал ее, как и твою сестру.

– Пожалуйста, избавь меня от этого.

– Я на твоей стороне, но тебе это может помочь!