Очерки Лондона

Въ другомъ конц небольшого ряда домиковъ поселился сапожникъ и выставилъ для продажи сапоги — настоящіе веллингтоновскія сапоги! — о которыхъ нсколько лтъ тому назадъ никто изъ обитателей Шотландскаго двора не только не имлъ понятія, но и никогда не слышалъ. Вслдъ за сапожникомъ появился дамскій портной; и въ то время, какъ мы полагали, что стремленіе къ нововведенію не можетъ произвесть боле никакихъ измненій, вдругъ появился ювелиръ, и, не довольствуясь тмъ, что выставилъ въ своемъ окн огромнйшій запасъ золоченыхъ колецъ и бронзовыхъ браслетокъ, онъ еще привсилъ объявленіе, которое и теперь можно увидать въ его окн, что "въ его мастерской промыкаются дамскія уши". Дамскій портной нанимаетъ молодую лэди, которая носитъ передникъ съ карманами; а портной извщаетъ почтеннйшую публику, что джентльмены могутъ длать у него заказы изъ своихъ матеріаловъ.

Среди всхъ этихъ перемнъ, среди всхъ улучшеній и нововведеній существуетъ на Шотландскомъ двор одинъ только старикъ, который, по видимому, оплакиваетъ паденіе этого древняго мста. Онъ ни съ кмъ не говоритъ, но, обыкновенно, сидитъ на деревянной скамейк, подл стны, обращенной къ Вайтъ-Голлу, и любуется ласками и прыжками тучныхъ породистыхъ собакъ. Его можно назвать господствующимъ духовъ Шотландскаго двора. Годы и годы промчались надъ его головой; но въ хорошую погоду и въ дурную, въ теплую и холодную, въ мокрую и сухую, въ снгъ, градъ и дождь старикъ всегда сидитъ на одномъ и томъ же мст. Нищета и страданія сдлали сильный отпечатокъ на его лиц; уже станъ его согнулся отъ старости; уже голова его ублилась сдиною отъ тяжкихъ испытаній, но онъ не покидаетъ своего мста и съ грустью вспоминаетъ о прошедшемъ. Онъ не перестанетъ влачить туда дряхлыхъ своихъ членовъ, пока глаза его не закроются на вки не только для Шотландскаго двора, но и для цлаго міра.

Пройдутъ годы, и антикварій новйшаго поколнія, взглянувъ въ какую нибудь заплсневлую рукопись о борьб и страстяхъ, волновавшихъ міръ въ эти времена, быть можетъ, заглянетъ и на страницы, которыя мы только что написали. Но, несмотря на его обширныя свднія въ исторіи прошедшихъ вковъ, несмотря на всю его книжную премудрость, на искусство собирать драгоцнныя книги, на сухія занятія въ теченіе продолжительной жизни, на фоліанты, которые покрыты слоями полу-вковой пыли, и которые стоили ему огромнйшаго капитала, ему не отъискать того мста, гд находился Шотландскій дворъ, — не отъискать даже по примтамъ, которыя мы выставили въ этомъ описаніи.

V. СЕМЬ УГЛОВЪ

Мы всегда такого мннія, что если бы никто изъ поэтовъ не обезсмертилъ Семи Угловъ, то Семь Угловъ сами непремнно пріобртутъ себ безсмертіе. Семь Угловъ! Это — страна музыки и поэзіи, страна первыхъ изліяній пламеннаго сердца и замчательныхъ предсмертныхъ изрченій, страна, освщенная именами Катнака и Питтовъ, тсно связанными съ яблочниками и шарманками, въ ту пору, когда дешевые литературные журналы наполнялись аршинными балладами, и когда, къ смягченію наказаній за уголовныя преступленія, не предпринималось въ Парламент никакихъ ршительныхъ мръ.

Взгляните на устройство этого мста. Вы на каждомъ шагу встрчаете здсь гордіевъ узелъ, встрчаете лабиринтъ Гамптонъ-Корта, лабиринтъ Бюла-Спа;[1]

встрчаете узлы благо шейнаго платка, трудность завязать которые можно сравнить только съ очевидною невозможностью развязать. Вообще говоря, какая путаница можетъ сравниться съ путаницей Семи Угловъ? гд вы найдете другой подобный лабиринтъ улицъ, дворовъ, переулковъ и аллей? гд вы найдете такое скопище англичанъ и ирландцевъ, какое встрчается въ этой запутанной части Лондона.

Чужеземецъ, очутившись въ первый разъ у Семи Угловъ и остановившись у семи мрачныхъ переулковъ, съ видимою нершимостью, который изъ нихъ избрать для своего дальнйшаго шествія, невольнымъ образомъ посвятитъ значительное время для удовлетворенія своего любопытства и внименія. Отъ весьма неправильнаго сквера, на который случайно забрелъ путешественникъ, тянутся улицы и переулки по всмъ возможнымъ направленіямъ, до тхъ поръ, пока не скроются въ вредныхъ испареніяхъ, которыя нависли надъ вершинами домовъ, и отъ которыхъ мрачная и грязная перспектива длается еще неопредленне и сжате. На каждомъ углу вы увидите толпы празднаго народа, которыя собрались сюда какъ будто затмъ, чтобъ подышать чистымъ воздухомъ, непроникающимъ въ мутныя улицы и аллеи. Наружность этихъ людей и ихъ жилищъ внушаютъ невольное удивленіе во всхъ, кому придется взглянуть на нихъ; быть можетъ, на одного только коренного жителя Лондона не произведутъ они никакого впечатлнія.

Вонъ тамъ, на томъ углу, собралась небольшая толпа вокругъ двухъ женщинъ, которыя, опорожнивъ въ теченіе утра три различные сосуда джину и горькой, поссорились изъ за какого-то домашняго распоряженія и наконецъ готовы даже покончить свою ссору кулаками, къ величайшему удовольствію и участію другихъ женщинъ, которыя жили въ томъ же дом и которыя весьма охотно являлись партизанками той или другой стороны.