Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв

С падением Тулы и пленом вождей и руководителей мятежа исчезла для побежденных "воров" всякая надежда осуществить желаемый ими переворот. Война ими была проиграна, главное войско пленено, осталь­ные отряды были разбросаны и действовали безо всякой взаимной связи. Шуйскому предстояло определить судьбу захваченной в Туле "воров­ской" армии и затем принять меры к усмирению непокорных городов. В то время существовало мнение, что Шуйский был милостив к "тульским сидельцам": показал им "беззлобивое пастырство своего благочестия", даровал им жизнь и отпустил "во-свояси", надеясь их "смирением управи- ти и в разум истинный привести". Однако лишь невозможность кормить всю массу "воров" на счет правительства - в качестве ли пленных узни­ков или в качестве только что присягнувших на верную службу ратных людей - заставила Шуйского освободить из осады и распустить толпы "во-свояси". Наиболее опасных и, с московской точки зрения, вредных "воров" Шуйский не задумался казнить смертью, несмотря на свое "без­злобивое пастырство". Самозванец Петр был повешен; Болотников и многие атаманы исчезли без следа; других "воров" попроще неутомимо "сажали в воду". "Эта казнь, - писал И. Масса по поводу событий начала 1608 года, - столь ужасная, что ее нельзя представить себе, совершалась в Москве уже два года сряду и все еще не прекращалась". Разумеется, не всех взятых на боях пленных Шуйский мог осудить на казнь. Тех из них, у которых отыскивались прежние господа, отдавали "старым их боярам" в холопство "по крепостям". Сверх того, вообще дозволено было "язы­ков", т.е. военнопленных, взятых "на деле", брать из тюрем на поруки. Этим широко воспользовались "дворяне и дети боярские разных многих городов": "имали они из тюрем себе на поруки изменничьих людей на Москве, и в Серпухове, и под Тулою и в иных городех, и наделяли (одеж­дою и пищею); а взяв из тюрьмы на поруку, да имали на них на свое имя служилыя кабалы". Таким образом, восставшие на крепостной порядок "воры" снова становились его жертвами и попадали в рабство, от которо­го только что освободились, сбежав "в воровство". Лучшая сравнительно доля ожидала тех "воров", которые сами добили челом царю Василию и выдали ему своих военачальников. Этих "тульских сидельцев привели ко крестному целованью за царя Василья" и затем оставили на свободе, потому что "они сами принесли вину свою". Те из них, которые раньше служили правительству в северских, польских и украинных городах, и те, которые "жили на Поле" в вольных казаках, должны были, конечно, идти по своим городам и местам, "на старые печища" и на "польские юр­ты". С ними могли уходить и те владельческие люди, крестьяне и холо­пы, за которых никто "не имался в холопстве". Не возвращались в част­ную зависимость и холопи, вышедшие в казачьи войска по отпускным из холопства; в виду того что они добровольно сдались победителю, бояре приговорили "тех старым их боярам не отдавати". Вся эта масса голодно­го и бездомного люда потянулась от Оки и Упы на южную украйну и, ра­зумеется, там образовала собою самый удобный контингент для новых восстаний. Одно современное Смуте сказание очень изобразительно го­ворит об этих людях, что они, прибежав от Тулы "восвояси", снова соста­вили рать и снова воздвигли брань больше первой и вместо тишины дох­нули бурю, воздымавшуюся до облак и грозившую многомятежными дождями, не водными, а кровавыми.