Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв

Действительно, Вор получил помощь из-за литовско-польского рубе­жа очень скоро после того, как объявил себя царем. Если следовать хро­нологии, предлагаемой в "Истории ложного Димитрия", то можно ска­зать, что Вор пришел в Стародуб около 12 июня 1607 года ("в десятую пятницу после православной Пасхи"), через месяц после того принял имя Димитрия, а уже 2 сентября нового стиля у него были ратные люди, вы­шедшие из Речи Посполитой искать в Московии военного счастья и до­бычи. Политический кризис, переживаемый в те годы Речью Посполи- тою, как нельзя более способствовал такой военной эмиграции. Личная политика Сигизмунда III очень раздражала польское общество, а "златая вольность", уже вошедшая в нравы шляхты, указывала этому раздраже­нию легкий и законный выход в рокоше. К тому времени, когда Вор кликнул свой клич из Стародуба, Польша только что пережила домаш­нюю войну, очень известную под названием "рокоша Зебжидовского". Рокошане летом 1607 года понесли от Жолкевского полное поражение под Гузовым (в Малой Польше) и в значительном числе "блуждали рас­сеявшись около границ России", т.е. Московского государства. Боязнь королевской репрессии и тяжелые последствия боевой неудачи должны были побуждать их к переходу на московскую территорию, на которой они могли достать себе воинскую славу и материальное обеспечение. Но эта самая слава и добыча влекли к себе и не одних "рокошан". Если знаменитый Лисовский выбежал на Русь к Вору, потому что не мог оста­ваться на родине, так как был "выволанец (wywolaniec) и чести своей от­сужен", то, с другой стороны, не менее знаменитый Ян-Петр Сапега, род­ственник великого канцлера литовского Льва Сапеги, вовсе не был вы­нужден покинуть свою родину и шел на Москву открыто, "за позволени­ем Сигизмунда III", собирая войска. Он имел в виду не простой грабеж, а высокую по мнению его биографа, цель - отмстить вероломной Москве за плен и гибель в ней польских гостей Самозванца и добыть славы себе и своему отечеству подвигами рыцарства. Столь почтенное намерение, не оставленное Сапегою даже и тогда, когда уже было заключено фор­мальное перемирие между Москвою и Речью Посполитой (в июле 1608 года), не встречало препятствий ни в сознании общественном, ни в политике Сигизмунда. Король не только попустил Сапеге набрать не­сколько тысяч войска, но и следил за его походом, имея сведения, на­пример, о том, что когда Сапега был под Смоленском, то "эта крепость покорилась бы ему, если бы он захотел занять ее именем короля". За та­кими вождями, как Рожинский, Сапега и Лисовский, в Московское госу­дарство потянулся ряд более мелких искателей приключений до убогого наемника (chudego ioldaka), которого влекла туда надежда достать вой­ною кусок хлеба (powiodla nadzieia zysku). И в конце концов у Вора со­бралось большое число авантюристов из Речи Посполитой, потому что, по словам Мархоцкого, там было не мало готовых к походу отрядов как людей, которые ходили за короля на рокошан, так и самих рокошан. Благодаря этой "оказии" вербовка крупных "полков" совершалась очень быстро и легко. Сапега собрал, по счету Когновицкого, до семи с поло­виною тысяч конницы и пехоты. Рожинский, по счету Мархоцкого, - "близко четырех тысяч". Кроме этих крупных вождей, к Вору пришло много иных с меньшими отрядами; таковы были Будило, два Тышкеви­ча, Валавский, Велёгловский, Рудницкий, Хруслинский, Казимирский, Микулинский, Зборовский, Млоцкий, Виламовский и т.д. Таким обра­зом при Воре скопилось мало-помалу очень значительное польское войско117.