Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв

Таков был ход событий во Пскове до переворота в пользу Вора. Сна­чала мы наблюдаем борьбу между псковским тяглым миром и "гостями", стоявшими во главе псковского рынка и финансовой администрации. Эти гости, очевидно, составляли во Пскове особый слой "славных мужей и великих мнящих ся пред богом и человеки, богатством кипящих". Мы не знаем близко условий, выделивших эту аристократию капитала из ос­тальной торгово-промышленной среды Пскова, но не может быть со­мнений в том, что эти условия крылись в развитии крупного торгового оборота на псковском рынке. Обострение внутренних псковских отноше­ний повело к насилиям над гостями, а насилия должны были повлечь за собою правительственную кару. Избывая предполагаемой кары, про­стые псковские людишки потянули к Вору, от которого ожидали, по слу­хам, "добродеяния всякого". Собственно, псковское городское движение в сторону Тушина встретилось с таким же движением пригородских стрельцов и уездных поселян и нашло себе в нем поддержку. Но в приго­родах и уездах действовали иные мотивы. Знакомясь с положением Псковского края в первой главе этой книги, мы уже заметили, что ли­вонская война имела роковое влияние на хозяйственную жизнь псков­ских пригородов. Вражеские нашествия и постоянная близость к театру военных действий выжили из пригородов старое земледельческое и про­мышленное население и разорили край. На образовавшуюся здесь "пус­тоту" правительство сажало своих стрельцов и прочих ратных людей, превращая псковские пригороды в типичные поселения украинно-воен- ного характера. Когда военное население других украйн было увлечено в восстания против Москвы, то и псковские "стрельцы и казаки" по чувст­ву сословной солидарности увлеклись туда же. Если городской тяглый мир Пскова в своих мелких представителях искал у Вора защиты против владевших рынком капиталистов, то уездные люди, псковские и приго­родные, шли к Вору в надежде на более общие общественные перемены, указанные еще в листах Болотникова.

Итак, с сентября 1608 года Псков передался Вору и попал во власть мелкого городского люда и стрельцов с приставшею к ним уездною "по- дымщиною". Вся дальнейшая жизнь Пскова в смутные годы 1606-1610, представляла собою дальнейшее развитие той же внутренней борьбы. С господством черни не могли примириться ни большие люди самого Пскова, ни власти царя Василия, собиравшие в Новгороде войска на ос­вобождение Москвы. Из Новгорода подо Псков не один раз посылали войска, с которыми готовы были соединиться "игумени и священники и большие люди и дети боярские". Но такая "измена" обыкновенно не уда­валась: новгородские отряды отходили ни с чем от неприступного Пско­ва, а над "большими людьми" мелкие люди "измены для" учреждали над­зор и чинили насилия. Только в августе 1609 года большие люди взяли на время силу в городе, благодаря тому, что псковичи рассорились со стрельцами, и выбили их из города в стрелецкую слободу за р. Мирожу. Но весною 1610 года междоусобие мелких людей прекратилось и "стрельцов в город пустиша", а лучшие люди толпами побежали изо Пскова в Новгород и в Печерский монастырь. Таким-то образом волно­вался Псков собственными злобами. Если вникнуть в ход его много мя­тежной жизни во все время царствования царя Василия, то нельзя не прийти к убеждению, что от псковичей были очень далеки интересы Москвы и всего государства. Только в лице стрельцов, побывавших и в Москве, и в лагере Вора, общая Смута нашла своих выразителей во Пскове; но эти стрельцы, соединяясь с мелкими людьми псковского ми­ра, прониклись местными взглядами и чувствами. В то время, когда при­городы Пскова с их стрельцами и подымщиной прямили Вору или же приводились новгородскими войсками в послушание Шуйскому, стрель­цы, бывшие во Пскове, воевали только с псковскими "гостями" и их сто­роною. Однако такую обособленность псковской жизни во время Смуты нельзя считать за проявление политического сепаратизма и за воскреше­ние вечевой старины. Псков неизменно служит московскому царю, за которого признает Вора, и держит его воевод и дьяков в обычной чести. Присланный из Тушина дьяк Иван Леонтьевич Луговский, "добрый муж в разуме и в сединах", сидел во Пскове всю смутную пору. Отмечая, что по отъезде воевод Луговский "един был" в те лета смутные "да посадские люди даны ему в помочь", летописец замечает, что дьяк "с теми людьми всякие дела и ратные и земские расправы чинил, и божией милостию иноземцы не совладели ни единым городом псковским, а совладели, как воевод во Пскове умножило". Что в этих словах нет косвенной похвалы политической особости Пскова, ясно уже из соседних строк, где летопи­сец с сочувствием рассказывает об обращении Пскова за помощью "ко всей земле", в земскую рать 1611 года под Москву. Псков не искал отде­литься от государства Московского, его отделяла от государственного центра географическая отдаленность да своя городская смута, подавить которую не могла обычной репрессией ослабевшая государственная власть131.