Читаем Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв полностью

Таким образом, в клязьменских местах еще ощутительнее, чем за Вол­гой, сказывалось в земском движении участие и руководство правительст­венных лиц. За Волгой Скопин в первом периоде движения ограничивал­ся увещаниями и указаниями и не сразу мог прислать городам своих вое­вод и голов. Здесь же, на Оке и Клязьме, стрельцы и казаки Шереметева, с его "головами" А. Микулиным, Б. Износковым и другими, с первых же шагов составляют главное ядро действующих сил, к которому примыка­ют местные дружины, например, арзамасские дворяне с Ф. Левашевым и "поволжских городов многие мужики", "датошных людей" семьсот чело­век с губным старостою Б. Ногавицыным и с холопом Шуйского Семей­кою Свистовым. Если на севере взятие от воров Галича и Костромы бы­ло делом чисто земским, местных "мужичьих" ратей, то на Клязьме у му­жиков не хватало сил не только для того, чтобы брать большие города, но даже и для того, чтобы отсиживаться в мелких городках от воровского натиска. Самому Шереметеву уже после соединения всех его войск во Владимире не удалось овладеть Суздалем, представлявшим собой послед­ний оплот тушинцев в области Клязьмы: так мало сил мог почерпнуть Шереметев в местном населении для подкрепления своей небольшой "по­низовой рати". В разоренном и ослабевшем краю, под угрозой суздаль­ского гарнизона, ему оставалось только копить средства и собирать лю­дей в ожидании Скопина. Несмотря на все призывы царя Василия, ни Ше­реметев, ни другие воеводы и головы его войска не решились "идти под Сергиев монастырь на воров, не мешкая". Соображая все это, вряд ли решимся повторить Шереметеву сказанный ему царем Василием упрек, что он "идет мешкотно, государевым делом не радеет". Шереметев понимал, на какой зыбкой почве он должен был "радеть" государю и с каким искусным врагом ему предстояло встретиться под Сергиевым мо­настырем154.

Соединение в Александровской слободе войск Скопина и Шереметева в исходе 1609 года было большим успехом правительства Шуйского. Ту- шинцы, перенесшие свои действия из-под Москвы в северные области Замосковья, были оттуда выбиты и возвращены на старые позиции кру­гом самой Москвы. Втянутое в борьбу население севера не только объя­вило себя за царя Василия и против Вора, но собственными силами нача­ло борьбу с Вором и, вытеснив тушинцев из своих волостей, посылало за­тем своих людей и свои средства в распоряжение Скопина и царя Василия. Последний получал, казалось, твердую опору в тяглых "мужичьих" мирах, успевших организоваться для боевых целей и доказавших свое политиче­ское постоянство и материальную крепость. Можно было быть уверен­ным, что дальнейшая война Москвы с Тушином окончится поражением Вора и его сторонников, московских мятежников и польско-литовских авантюристов. Как и в пору Болотникова, оказывалось, что протестую­щая сторона московского общества, несмотря даже на существенную под­держку из-за литовского рубежа, не была в силах одолеть тот обществен­ный строй, который она стремилась поколебать вооруженною рукой. Правда, второй натиск на государство враждебных ему сил был для них успешнее в том отношении, что увлек в измену не одну крепостную массу, но и служилый люд. Присутствие в Тушине у Вора рядом с русскими "бо­ярами" зарубежного рыцарства решительно действовало на настроение московских детей боярских. Польская конница пугала их своим боевым превосходством, а польская культура увлекала внешним блеском. Всем "городом" следовали дети боярские за тушинцами против мужиков и в Галиче, и в Костроме, и в Ростове, и по другим местам. Царь Василий не мог теперь рассчитывать на своих служилых людей в такой степени, в какой это было возможно в борьбе его с Болотниковым. Тогда именно дворяне и дети боярские, отшатнувшись от казачьих дружин, всего бо­лее содействовали торжеству Шуйского. Теперь же этот общественный слой, деморализованный Тушином, уступает свое значение другому слою. Побеждают тушинцев главным образом замосковные и поморские му­жики. Их силами крепок стал Скопин; их деньгами содержались наемные шведские отряды; их сочувствие доставило скорый и решительный успех А. Алябьеву и Ф.И. Шереметеву. Новая общественная среда в виде город­ских ратей сознательно вступала действующей силой в политическую и общественную борьбу. Принимая строну московского государя и под­нимаясь на охрану старого порядка, она давала в руки Шуйского новую победу, которая, казалось, упрочивала его положение на московском пре­столе155.

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники исторической мысли

Завоевание Константинополя
Завоевание Константинополя

Созданный около 1210 г. труд Жоффруа де Виллардуэна «Завоевание Константинополя» наряду с одноименным произведением пикардийского рыцаря Робера де Клари — первоклассный источник фактических сведений о скандально знаменитом в средневековой истории Четвертом крестовом походе 1198—1204 гг. Как известно, поход этот закончился разбойничьим захватом рыцарями-крестоносцами столицы христианской Византии в 1203—1204 гг.Пожалуй, никто из хронистов-современников, которые так или иначе писали о событиях, приведших к гибели Греческого царства, не сохранил столь обильного и полноценного с точки зрения его детализированности и обстоятельности фактического материала относительно реально происходивших перипетий грандиозной по тем временам «международной» рыцарской авантюры и ее ближайших последствий для стран Балканского полуострова, как Жоффруа де Виллардуэн.

Жоффруа де Виллардуэн

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное