Читаем Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв полностью

Ближайшим поводом к низложению Шуйского послужило приближе­ние к Москве отрядов Вора. Его "правители" вошли в прямые сношения с жителями Москвы, предлагая им свергнуть Шуйских. Они говорили москвичам: "вы убо оставите своего царя Василия и мы такожде своего оставим, и изберем вкупе всею землею царя и станем обще на Литву". Та­кое преложение сулило внутренний мир и единение измученной смутами земщине; москвичи, не предвидя "обманки", увлеклись лукавым "сове­том", и 17 июля подняли мятеж. Вожаками мятежной толпы были Захар Ляпунов и какой-то Федор Хомутов, а с ними открыто стал против Шуй­ского и Иван Никит. Салтыков. Народное скопище с Красной площади перешло за черту города, за Арбатские ворота, и там, несмотря на проти­водействия патриарха, решило просить Шуйского, чтобы он "царство ос­тавил". К царю Василию от народа был послан его свояк князь И.М. Во­ротынский с теми "заводчиками", которые руководили толпою. Они вы­везли Шуйского из дворца на его старый боярский двор и арестовали его братьев. Правительство Шуйских пало, и многие из москвичей верили, что Вор так же легко будет свергнут казаками, как легко москвичами был "ссажен" царь Василий. Они отправились 18 июля за Москва-реку, за Серпуховские ворота, к Даниловскому монастырю на переговоры с ту- шинцами, но там узнали, что обмантуы: "воры" предлагали им признать царя Димитрия181. Тогда лишь поняли в Москве, что "Московскому госу­дарству с обеих сторон стало тесно" и что падение Шуйского не только не предупредило бедствий, но само еще стало тяжелым политическим ос­ложнением. Под влиянием такого сознания патриарх Гермоген начал ду­мать о восстановлении Шуйского и даже "молить весь народ, дабы паки возвести царя". В то же время и сам Шуйский принимал меры к тому, чтобы с помощью стрельцов вернуть себе власть. Все это заставило "заводчиков" мятежа 17 июля довершить начатое дело. Они силою пост­ригли царя Василия в иноки и заточили его в Чудове монастыре. В то время шел слух, что это было сделано не по приказу патриарха и "утаясь бояр". Однако ни патриарх, ни бояре не могли противодейство­вать той силе, которая тогда господствовала в Москве и желала низвер­жения Шуйских. Если один из представителей этой силы, именно князь В.В. Голицын, не скрываясь, действовал против царя Василия и был лич­но в народном скопище 17 июля, то другой влиятельнейший враг Шуй­ских, Филарет, умел вести закрытую игру и, держась в стороне от пло­щадной суеты, сохранял вид спокойного наблюдателя им самим вызван­ных событий182.

Свержение московского государя было последним ударом московско­му государственному порядку. На деле этого порядка уже не существова­ло, в лице же царя Василия исчезал и его внешний символ. Страна имела лишь претендентов на власть, но не имела действительной власти. Запад­ные окраины государства были в обладании иноземцев, юг давно отпал в "воровство"; под столицею стояли два вражеских войска, готовых ее оса­дить. Остальные области государства не знали, кого им слушать и кому служить. С распределением и свержением олигархического правительства княжат не оказывалось иного кружка, иной среды, к которым могло бы перейти руководство делами. Голицын действовал в личном интересе и не имел за собою определенной партии в боярстве. Романовская семья, во главе которой стоял еще не осмотревшийся в Москве после тушинского плена и связанный монашеским саном Филарет, не была готова к дейст­вию. Прочие тушинские "бояре" еще не прибыли в Москву. В Москве, словом, не было элементов, из которых можно было бы скоро образо­вать прочное правительство. Боярская дума, к которой переходило пер­венство, не могла, как увидим, стать политическою руководительницею московского общества, потому что, по общему строю московских отно­шений, сама нуждалась в руководителе.

Таким образом в 1610 году Смута достигла еще большей сложности, чем в 1608 году. Социальное междоусобие, приведшее тогда к победе по­литической реакции и общественного консерватизма в 1610 году разре­шилось совсем иначе: реакционное правительство княжат было низверг­нуто и самый кружок их распался, а консервативно настроенные слои московского населения хотя и на этот раз не были побеждены восстав­шим на старый порядок казачеством, однако не владели более положени­ем дел в стране. Утратив политическую организацию, московское обще­ство пока не находило руководящих сил в себе самом и становилось жерт­вою иноземных победителей, своевременно и удачно вмешавшихся в мос­ковские дела. Не свободная деятельность народной мысли, а гнет ино­земной силы, казалось, должен был определить будущее политическое устройство Москвы.

19 С Ф Платонов

ГЛАВА ПЯТАЯ 

третий период смуты: попытки восстановления порядка

Важнейшие из этих попыток 

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники исторической мысли

Завоевание Константинополя
Завоевание Константинополя

Созданный около 1210 г. труд Жоффруа де Виллардуэна «Завоевание Константинополя» наряду с одноименным произведением пикардийского рыцаря Робера де Клари — первоклассный источник фактических сведений о скандально знаменитом в средневековой истории Четвертом крестовом походе 1198—1204 гг. Как известно, поход этот закончился разбойничьим захватом рыцарями-крестоносцами столицы христианской Византии в 1203—1204 гг.Пожалуй, никто из хронистов-современников, которые так или иначе писали о событиях, приведших к гибели Греческого царства, не сохранил столь обильного и полноценного с точки зрения его детализированности и обстоятельности фактического материала относительно реально происходивших перипетий грандиозной по тем временам «международной» рыцарской авантюры и ее ближайших последствий для стран Балканского полуострова, как Жоффруа де Виллардуэн.

Жоффруа де Виллардуэн

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное