Читаем Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв полностью

Такова была группировка лиц в московских руководящих кругах во время низвержения Шуйских. Познакомясь с нею, не повторим, вслед за С.М. Соловьевым, его мысли, что "тотчас по свержении Шуйского самой сильной стороной в Москве была та, которая не хотела иметь государем ни польского королевича, ни Лжедимитрия, следовательно, хотела из­брать кого-нибудь из своих знатных людей". Напротив, сильнейшей была та сторона, которая желала королевича при условии заключения с ним нового договора. Люди этой стороны и стали во главе временного мос­ковского правительства, именуя себя обыкновенно общей формулой "бо­яре князь Ф.И. Мстиславской с товарищи". Можно думать, что они немед­ля занялись обсуждением тех оснований, на каких могло бы произойти признание Москвой Владислава; по крайней мере, когда Жолкевский на­чал переговоры с боярами под Москвой, бояре в первом же совещании с ним показали ему "большой свиток" (wielki zwitek) приготовленных ими заранее "статей" об условиях избрания королевича. При обсуждении этих статей в думе и на соборе с княжатами стали в единомыслии и другие из старейших московскию бояр, например, стороны Романовых, и таким об­разом создалась та знаменитая "семибоярщина", состав которой, до сих пор еще не вполне выясненный, нам предстоит определить185.

О том, как должно сложиться управление государством до избрания нового государя, у москвичей было вполне ясное представление. Они ду­мали, что до царского избрания страной будут править "бояре", т.е. госу­дарева дума. Боярам они и целовали крест, прося их "за Московское госу­дарство стояти и нас всех праведным судом судити и государя на Москов­ском государстве выбрати с нами, со всякими людьми, всей землей, со- слався с городы". Что эти слова "всею землею, сослався с городы" не совсем были пустым звуком, можно убедиться из некоторых боярских грамот 1610 года. Извещая города о перевороте 17 июля, бояре писали в некоторые города, чтобы оттуда "прислали к Москве изо всех чинов, вы­брав, по человеку и к нам отписали". Спустя же месяц, когда Москва, не дождавшись выборных из городов, приняла в цари Владислава, в бояр­ских грамотах выражалось как бы сожаление о том, что в Москву "из го­родов посяместа никакие люди не бывали". Мысль об общем земском со­вете, стало быть, обращалась тогда в умах, и боярское правительство признавалось лишь за временную власть, экстренные полномочия кото­рой ограничивались только тем, чтобы созвать собор и устроить царское избрание. Обстоятельства не допустили точного исполнения подобных предположений. Выборные люди из городов в Москву не были собраны;

земский собор, хотя, по-видимому, и был составлен, не имел желатель­ной полноты и тотчас после избрания Владислава Москвою перестал су­ществовать, так как его члены в большом числе были посланы с князем В.В. Голицыным под Смоленск. Оставшаяся в Москве дума "седмочислен- ных бояр" долго считалась во главе текущего управления, а действитель­ная власть перешла от думных людей к людям совершенно случайным. Оглядываясь на эту темную эпоху номинальной власти бояр и действи­тельного господства "самых худых людей", современники иронически от­носились к боярскому правительству. Один из лучших наблюдателей того времени, именно автор хронографа 1616-1617 года, говорит, что после ца­ря Василия "прияша власть государства Русскаго седмь московских бояри- нов, но ничто же ни правлыпим, точию два месяца власти насладишася". Они умыслили отдать государство Владиславу, пустили в Москву поля­ков, и поляки завладели царством; "седмочисленные же бояре Москов­ские державы всю власть Русские земли предаша в руце литовских вое­вод". Немного неясные фразы хронографа выражают, однако, определен­ную мысль: после Шуйского власть перешла к боярской думе из семи бо­яр; дума не сумела удержаться на высоте достигнутого ею положения и ус­тупила место иноземным воеводам и "русским мятежникам": Как это слу­чилось, хронограф не объясняет; кого он разумеет под "седмочисленными боярами", он не говорит. Но он, во всяком случае, правильно и точно рису­ет нам судьбы боярского правительства под польским авторитетом186.

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники исторической мысли

Завоевание Константинополя
Завоевание Константинополя

Созданный около 1210 г. труд Жоффруа де Виллардуэна «Завоевание Константинополя» наряду с одноименным произведением пикардийского рыцаря Робера де Клари — первоклассный источник фактических сведений о скандально знаменитом в средневековой истории Четвертом крестовом походе 1198—1204 гг. Как известно, поход этот закончился разбойничьим захватом рыцарями-крестоносцами столицы христианской Византии в 1203—1204 гг.Пожалуй, никто из хронистов-современников, которые так или иначе писали о событиях, приведших к гибели Греческого царства, не сохранил столь обильного и полноценного с точки зрения его детализированности и обстоятельности фактического материала относительно реально происходивших перипетий грандиозной по тем временам «международной» рыцарской авантюры и ее ближайших последствий для стран Балканского полуострова, как Жоффруа де Виллардуэн.

Жоффруа де Виллардуэн

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное