Читаем Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв полностью

Раздача земель служилым людям производилась обыкновенно с таким соображением, чтобы поместить военную силу поближе к тем рубежам, охрана которых на нее возлагалась. В Поморье не было удобно разме­щать помещиков, так как поморские уезды были далеки от всякого воз­можного театра войны. Служилый люд получал поэтому свои земли в южной половине государства, скучиваясь к украйнам "польской" и запад­ной. Чем ограниченней был район обычного размещения служилых зем­левладельцев, тем быстрее переходили в этом районе в частное облада­ние бояр и детей боярских земли государственные (черные) и государевы (дворцовые). Когда этот процесс передачи правительственных земель служилому классу был осложнен пересмотром земель в опричнине и по­следствием этого пересмотра - массовым перемещением служилых зем­левладельцев, то он получил еще более быстрый ход и пришел к некото­рой развязке: земель, составлявших поместный фонд, во второй половине XVI столетия уже нехватало и помещать служилых людей в централь­ной и южной полосе государства стало трудно. Не считая прямого указа­ния на недостаток земель, находящегося в сочинении Флетчера4

, о том же свидетельствует хроническое несоответствие поместного "оклада" слу­жилых людей с их "дачею": действительная дача помещиков постоянно бывала меньше номинального их оклада, хотя за ними и сохранялось пра­во "приискать" самим то количество земли, какое "не дошло" в их оклад. В поместную раздачу, по недостатку земель, обращались не только двор­цовые и черные земли, но даже вотчинные владения, светские и церков­ные, взятые на государя именно с целью передать их в поместный оборот. То обстоятельство, что в центральных частях государства в то же самое время существовало большое количество заброшенных, "порозжих" зе­мель, не только не опровергает факта недостачи поместной земли, но служит к его лучшему освещению. Этих пустошей не брали "за пустом", их нельзя было обратить в раздачу, и потому-то приходилось пополнять поместный фонд, взамен опустелых дач, новыми участками из вотчин­ных и мирских земель, не бывавших до тех пор за помещиками.

Таким образом х исходу XVI века в уездах южной половины Москов­ского государства служилое землевладение достигало своего крайнего развития в том смысле, что захватило в свой оборот все земли, не принад­лежавшие монастырям и дворцу государеву. Тяглое население южных и западных областей оказалось при этом сплошь на частновладельческих, служилых и монастырских землях, за исключением небольшого сравни­тельно количества дворцовых волостей. Тяглая община в том виде, как мы ее знаем на московском севере, могла уцелеть лишь там, где черная или дворцовая волость целиком попадала в состав частного земельного хозяйства. Так было, например, с Охотскою волостью при пожаловании ее кн. Ф.М. Мстиславскому и во всех других случаях образования круп­ных, в одной меже, боярских и монастырских хозяйств. В этих крупных владениях крестьянский мир не только мог сохранить внутреннюю це­лость мирского устройства и мирских отношений, как они сложились под давлением податного оклада и круговой ответственности, но он приобре­тал, сверх тяглой и государственной, еще и вотчинно-хозяйственную орга­низацию под влиянием частновладельческих интересов вотчинника. Эта организация могла тяготить различными своими сторонами тяглого чело­века, но она давала ему и выгоды: жить "за хребтом" сильного и богатого владельца в "тарханной" вотчине было выгоднее и спокойнее; тянуть свои дани и оброки с привычным миром было легче. Когда же черная или дворцовая волость шла "в раздачу" рядовым детям боярским мелкими участками, тогда ее тяглое население терпело горькую участь. Межи мел­копоместных владений дробили волость, прежде единую, на много част­ных разобщенных хозяйств, и старое тяглое устройство исчезало. Слу­жилый владелец становился между крестьянами своего поместья и госу­дарственною властью. Получая право облагать и оброчить крестьян сбо­рами и повинностями в свою пользу, он в то же время был обязан соби­рать с них государевы подати. По официальным выражениям XVI века не крестьяне, а их служилый владелец "тянул во всякия государевы подати" и получал "льготы во всяких государевых податях". Вот как, например, выражалась писцовая книга 1572 года о четырехлетней льготе, данной помещику: "а в те ему урочныя лета, с того его поместья крестьяном его, государевых всяких податей не давати до тех урочных лет, а как отсидит льготу, и ему с того поместья потянута во всякия государевы подати". Пользуясь правом "называть" крестьян на пустые дворы, владелец обязы­вал их договором не с "старожильцами" своего поместья или вотчины, а с самим собою. Таким образом функции выборных властей тяглого мира переходили на землевладельца и в его руках обращались в одно из средств укрепления крестьян33.

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники исторической мысли

Завоевание Константинополя
Завоевание Константинополя

Созданный около 1210 г. труд Жоффруа де Виллардуэна «Завоевание Константинополя» наряду с одноименным произведением пикардийского рыцаря Робера де Клари — первоклассный источник фактических сведений о скандально знаменитом в средневековой истории Четвертом крестовом походе 1198—1204 гг. Как известно, поход этот закончился разбойничьим захватом рыцарями-крестоносцами столицы христианской Византии в 1203—1204 гг.Пожалуй, никто из хронистов-современников, которые так или иначе писали о событиях, приведших к гибели Греческого царства, не сохранил столь обильного и полноценного с точки зрения его детализированности и обстоятельности фактического материала относительно реально происходивших перипетий грандиозной по тем временам «международной» рыцарской авантюры и ее ближайших последствий для стран Балканского полуострова, как Жоффруа де Виллардуэн.

Жоффруа де Виллардуэн

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное