Очищение молитвой

  «И возблазниться тогда, что кончено всё.  Но кара не земная, она — с небес.  И нету глаз, следящих за ходом светил и звёзд.  Разрушены; и враг не зрим.  И нету глаз, следящих за ходом светил и звёзд.  Разрушены.  Двое с ним, они зимой в пути.  Я вижу страх, и страх весьма велик,  Старик же сей не ведает его, идут.  Лишенья, глад и снег их спутники.

  Придут. За ними — те. И, кабы не старик, им пасть,  Я говорил уж. Последний он из тех, кто  Именем Его попрёт врага,  А там, другие устремятся в битву, прозрев  Где ворог, кто он и каков.  А если не придёт, тогда возможет враг  Усилить гнёт свой, порабощая уж и тех, в ком Дух.  А те, что в море, духом мщения порабощены,  Они придут.  То место вижу так: идти им месяцы,  Сперва на юг — два дня,

  И на восток — четыре на десять,  Потом, оставив мертвый град, где стрелы пали,  На север — два на десять, да ещё два.  Там будет дом, где быть им шесть дён,  Ибо иначе не оставят мертвые тропин, и не дойти.  Сие есть важно! Без сего, быть обреченну старику и  Путь весь в туне. Настигнет смерть, и лишь один придёт к церквям,  Откуда вышел. Не дерзнёт не ждать!  И на запад два дней, а там смотри!  Оставлено там всё, что должно быть хранимым.

  Те знают и стремят свой путь, да не успеть,  А вот старик внутри, ему их ждать.  Да ищет дверь, что не открыть,  Да смотрит дух, из глуби исходящий.  И внутрь! Там быть ему во тьме,  А двое пали. А может, нет — сие закрыто мне. Но он один,  Пока не явятся с востока те, что ходят по ветрам.»

Как прочли отцы-иноки эти строки, до дрожи пробрало каждого. Истово крестились. Наложенное на открытые ранее, пророчество неведомого монаха многое поставило на свои места для отца Зосимы. Словно прозрел вмиг старец. Помолившись в молчании, старец молвил своему замершему в некоторой растерянности настоятелю:

— Вот, Тихоне. Вот оно — и главное, видимо… Зри: книга у нас руках, и не ошибусь, коле предположу — навряд ли кто иной владеет знанием. Посему получается — я и есть тот «старик»…

— Не торопись, отче. Страшные строки; однако, думается, предстоит нам ещё поработать с тобою над текстом, весьма и весьма.

— Полно тебе. Дальше уж и не прочесть… Изгнило всё.

— Да, дальше тьма… Но вот что: мы с тобою, как ты пришёл ко мне с нею, с книгой — решили тогда сохранить сей текст в тайне от других. Я думаю, правильно решили. Но всё же, вспомни — в нашей обители целый цех реставраторский. Многое братьям по силам было и ранее. Так что — может срок призвать отца Александра?

— Тебе решать, батюшко. Всё в воле твоей. Как скажешь — так да и будет.

— Тогда призову!

— На всё воля Божья. Однако, строки эти… Как понял ты их, Тихоне? — прищурив глаз, вопросил отец Зосима.

— А ну, дай ещё прочту… — и снова, водрузив на нос очки, отец настоятель Тихон углубился в чтение текста, доверенного листу белой бумаги. — Ну вот, в начале же самом, гляди. Что кара с небес — ну, это очевидно. Ясно — Божья кара…

— Ох, не торопись, отче. Ох, не торопись. Прочти ещё. — снова сощурился духовник.

— Да не води за нос, отче. Что тут непонятного?!

— А вот. Писал-то инок. С небес-то — с малой буквы написано. И смысл меняется.

— И то. Въедливый ты, отец Зосима. Может и так, а может при переписывании писец ошибся…

— Что ж тогда других ошибок нет?! Иное всё по чину.

— Так что ж считаешь? «Небеса» в сем случае иметь ввиду стоит буквально?

— Именно. Смотри далее: «И нету глаз, следящих за ходом светил и звёзд.