Очищение молитвой

  «Когда седьмой зимы исход последует,  Прибавь осьмнадцать дён.  Вот будет час, в который всё решится!  Зыбка та нить, на коей мир стоит.  Вернётся вспять иль рухнет, растворится?

  Я зрю кромешный даждь, спадающий с небес,  Где затаился гнев. Безбрежный, нечеловечный,  Сметёт как пыль всех тех, кого обрёк Господь в живые.  Тому бывать иль нет? Сокрыта суть сего в эфире.  И тени страшные, сходясь, твердят — оставь.  Мне ведом страх, я плачу, зря, что станет.

  Но и страшась, не выпущу пера.  Коль буду взят теньми, потомкам будет  Истина открыта бытия, ужасного того, что мне открыта.  Сие есть груз, мне тяжек он, я стар.  Уж скоро в гроб, что мною изготовлен.

  Но помните — осьмнадцатого дня!  Сие есть важно, нежели иное!»

— Так это самое начало книги! — удивлённо развёл руками Тихон.

— И что ж? Эта книга целостна, одно цепляется за другое… Конец — в начале, а начало — в конце. — ответил ему отец Зосима. — Вот и ответ тебе. Восемнадцатого марта. Сегодня, батюшко, какой день на дворе был?

— Так ведь… Двадцатое декабря. До Рождества-то всего ничего…

— Вот-вот. На Рождество, получается, не буду я служить… Видишь, нет у Господа ничего случайного.

Отец Тихон закрыл глаза, считая в уме и загибая пальцы, а сосчитав, перекрестился:

— Воистину неисповедимы пути Господни! Чтобы поспеть, в Рождественский праздник выходить надобно!

* * *

Отца Зосиму и иноков, покидавших обитель с ним, никто не провожал. Решили сохранить их исход втайне, чтобы не давать почву досужим слухам. Шли налегке, основная поклажа досталась дюжему брату Глебу, и хотя и качал недовольно головой отец Зосима, за спиной его нашёл своё место укороченный автомат Калашникова. Боезапас невелик — два рожка, на серьёзный бой и не хватит. Оружие появилось в монастыре вместе с группой миллицонеров, которых беда застала на службе — чуть ли не в последний момент, когда уже отец настоятель дал указ затворять ворота, влетел их УАЗик в монастырь.

…Врата затворили на третий день Беды — не от худого дела. Ну не могла обитель вместить всех, желавших укрыться в её древних стенах! И так триста человек приветила, а где ж размещать-то? Тогда отец Тихон второстепенные службы все свернул. Селили людей и в кельях, подселяя к насельникам, и в галереях, и в рабочих помещениях… Те беды, выпавшие мирским, обтекали древнюю обитель стороной. Шутка ли! Благостное, намоленное место. Сколько одних нетленных мощей великих подвижников хранят древние, Богомсданные, пещеры! Втуне бродили толпы мертвецов, не дерзавших приблизиться к монастырским стенам, как и ранее, хранимым вставшими на рать иноками. Пришло их время — и разбрелись, оставив Божью твердыню. Не знала обитель ни призраков, сокрушавших повсеместно души тех, кого Господь пометил жить, ни бесов — этих поганых посланцев неведомого зла. Тихо текла все эти годы устоявшаяся монастырская жизнь, укрывающая неусыпной молитвой иноков и старцев. Лишь грядки, сменившие цветочные клумбы в укрытых сенью старых деревьев монастырских аллеях и парках, да поленницы дров, нашедших свой приют у стен благодатных храмов выдавали неискушённым, что обитель живёт на осадном положении. Благодать этого святого воистину места хранила людей, не ведавших истинного накала ужаса, захлестнувшего землю. Немного таких мест осталось в России… Да и есть ли они?!

И вот скрипнули петли монастырских ворот, и затворились створки. Последний взгляд на стены, хранившие их все эти годы. Помоги Господи! Впереди — нетронутая, такая белая, снежная целина, и долгий путь. Путь в неизведанное, в вечность или смерть. Кто может до конца постичь будущее?! Открыто ли оно кому?! Случалось в этом мире, Господь посещал избранных благодатью прозорливости. Но только представить себе путь и лишения, потребные подвижнику, чтобы получить из дланей Господа чудесный дар, и то дрожь берёт. Единицы их в веках, их имена с трепетом поминают святые отцы. Предопределён ли ход событий, или же в воле человека менять их? Отец Зосима не мучился этим вопросом: он знал, на всё под солнцем и луною есть воля Божья. И не подует ветер и не согнёт травинки без неё. Господь Благ, на всём Его промысел. Мы люди; наше дело славить Господа, жить в Вере, и твёрдой рукою вершить Его заветы. А ежели посетит лишениями и испытаниями — принимать и благодарить. Старец перекрестился:

— Ну, с Богом. Пошли; а Господь управит!