Одержимые наследники. Дамасский жасмин. Книга третья

Ее мало волновали эти разговоры… Она жила не танцем… Она проживала на сцене свою жизнь… Это была ее история… С самого начала… Пусть и неказистого, тривиального… Такого, как у миллионов таких, как она, имевших несчастье родиться в глубинке, без гроша за душой… Кто с детства жил в подсознательном страхе окончить свой путь неудачницей, быть брошенной и отвергнутой мужчиной, как это произошло с ее матерью… Просто потому, что была та, кто моложе, веселее, с меньшим количеством проблем… С реалистичным осознанием, что сказок в прозе жизни не бывает… А потом случился Он… Пришедший в ее жизнь с болью и наслаждением… открывший ей рай и ад… Добро и зло… Любовь и ненависть к самой себе… Кто одновременно сделал ее и слабой, и сильной… Оксана знала, что здесь и сейчас, на этой самой сцене, в роли солистки, с правом самой ставить свою хореографию, она стояла только благодаря Ему… Это он помог ей стать достойной этого самого места… Опытом, который подарил… И хорошим, и плохим… И именно ему она и посвящала этот свой танец…

Не помнила, как прошли эти месяцы подготовки… Просто потому, что они слились для нее в единое полотно работы, работы, работы… Чтобы только не думать о нем… О них… Не думать о своих чувствах… Она запретила себе искать информацию о нем. Запретила вспоминать их последнюю встречу… Только на сцене, только в порыве танца… Только тогда она позволяла себе снова и снова отдаваться чувствам…

День премьеры пришел стремительно… И вот, она за кулисами… В шаге от того, чтобы выйти к ждущим зрителям… В шаге от того, чтобы поделиться с миром своей историей… Она босая… С распущенными волосами… Такая, какой пришла в этот мир. В его мир… Свет гаснет. Зал утихает в предвкушающем ожидании. Оркестр под руководством дирижера берет первые ноты. Ее жизнь начинается…

Шаг по глади сцены. Один, второй. Поворот. Музыка журчит по ее венам. Она наедине с самой собой и со всеми одновременно… Общается с каждым лично… Каждому из присутствующих рассказывает свою историю… Пируэт, второй. Поворот головы. Пробегающий в стремительном движении по публике взгляд…

Она внутренне дергается. Замирает… Немного отклоняется от программы, чтобы снова иметь возможность поднять голову, посмотреть на центральную ложу перед собой… Сердце замирает…

Наверное, это игра ее воображения… Не может быть… Но ей кажется, что даже с такого расстояния, даже среди погруженного во мрак зала там, на уровне ее глаз, она видит его глаза… Губы невольно распахиваются в немом восклицании, более похожем на всхлип… И ее танец приобретает словно совсем другой смысл, совсем другое значение…

Она танцевала теперь только для этих глаз. Как когда– то, в первый раз, противясь своей природе и в то же время уже подчиняясь необратимому, неизбежному чувству, которое ее собиралось поглотить… Она сходила с ума и ненавидела, обижалась и все прощала, разбивала свое сердце о твердый пол сцены и собирала его по кусочкам.. Последний поворот. Последнее движение рук. Музыка останавливается. А с ней и сердце… Крепко зажмуривается.

Зал разразился бурными овациями. «Браво! Бис!»– кричали восторженные безликие зрители… Такие одинаковые и такие.. предсказуемые. Снова смотрит перед собой. Снова пытается уловить его величественную тень в бледном блике фойе, ведущего дорогу в ложу… Но она теперь пуста… Или она изначально была пуста, а это лишь игра ее воображения…

Сердце упало… Душа упала… Раздирающие перепонки овации вмиг стали ненужными, бесшумными… Она зашла за кулисы чуть раньше, чем стоило бы. Нужно вернуться к реальности… Успокоиться… Отпустить…

– Это Вам… Просили передать, – слышит позади голос одного из сотрудников, резко разворачивается,–  букет васильков, …

Оксана на секунду забыла, как дышать… Потому что узнала… Догадалась… Дальше все происходило, как на замедленной пленке. Сорвалась с места, как оглашенная, побежала, не обращая внимания на то, что ее ноги босые, вверх по лестнице, оставляя за спиной россыпь полевых цветов, словно она русалка из сказки Андерсена… Резко распахнула дверь ложи, заскочила внутрь, в ее прохладный мрак, но ее встретил лишь холод кондиционера и мягкость вишневого бархата. На стуле посередине она увидела сжатую программку. Поднесла ее к носу, вдохнула знакомый аромат парфюма и разрыдалась. Впервые разрыдалась так, что если бы не продолжающиеся овации беснующейся толпы там, внизу, ее бы было слышно всем… Но ее слышал только Он. Стоящий в тени, поодаль… Так, чтобы Оксана его сначала не заметила. И если бы на глаза его сейчас падал свет, точно так же, как во время ее танца, она бы смогла увидеть, как морозная голубая гладь их покрылась талой водой, словно тронутый теплом весны лед… Он никогда не даст этому льду растаять полностью, поэтому отгоняет минутную слабость, словно морок, сильно зажмуривает глаза, давая один– единственный шанс скатиться одинокой слезе, а потом снова распахивает веки, возвращаясь в свою вечную мерзлоту…

Она поднимает глаза, интуитивно чувствуя, куда смотреть… Не шевелится, так и стоя на коленях перед креслами.