Один в Африке. Путешествие на мотороллере через 15 стран вглубь черного континента

Семь ужасных дней, в течение которых мои рассудок и тело подвергнутся суровейшему испытанию. Сразу же после отплытия новые пассажиры стараются как можно лучше пристроить свои вещи, используя то маленькое пространство, на которое имеют право, купив билет. И снова мою палатку окружает самый разнообразный скарб. Веспа буквально исчезла под горой рюкзаков, пластиковых ванн, кастрюль, бидонов, стеблей сахарного тростника и прочего добра. Просить людей не прислонять ничего к бокам палатки бесполезно, потому что после начальных извинений все возвращается на прежние места.

В частности, один из членов экипажа спит в трюме моей баржи. Во время отдыха он взял привычку вытаскивать из люка шезлонг, в котором дремлет, выкурив косячок. Все бы ничего, но задние ножки шезлонга упираются в бок моей палатки. Я тысячу раз будил этого человека от его наркотического сна и просил отодвинуться – сначала словами, потом тряся его руками и, наконец, пуская вход ноги, по мере того, как иссякало терпение, а раздражение превращалось в бешенство.

В дальнейшее ухудшение наших отношений, бывших отличными во время моих ежедневных посещений Виктории в порту Киншасы, вмешалась курица. Этот тип купил ее в Бумбе и держит в маленькой клетке с заостренными бамбуковыми прутьями, втиснутой между моей палаткой и каютой господина Эмиля, и это создает реальный риск того, что палатка может быть порванной. Целость палатки – это то, что я должен защищать всеми силами: один разрыв в брезенте или в москитной сетке позволил бы нежеланным и опасным гостям навестить меня, и она престала бы служить надежным укрытием от дождя и влажности. Я все время отодвигал клетку, но человек, словно назло, чтобы досадить мне, возвращал ее на старое место. Я подумал, что лучше заранее прояснить ситуацию, пока он не повредил палатку.

Иду искать хозяина курицы и нахожу его на буксире, разговаривающим с капитаном. Прошу объяснить его поведение, а сам растолковываю, почему так важно, чтобы клетка не стояла близко к палатке. Кажется, он не понимает моих слов, потому что глупо улыбается – очевидно, слишком большая доза гашиша повредила шестеренки в его мозгу. Обращаюсь к капитану с просьбой разъяснить своему подчиненному то, что уже давно уразумели бы даже курицы. Потом добавляю, что ему недурно было бы провести трансплантацию мозга, заменив его куриным. Тип от души смеется над моей репликой, произнесенной вовсе не в качестве шутки, а чтобы обидеть. И его идиотское поведение обезоруживает меня и уничтожает всякое желание говорить что-либо еще.

Словом, история с курицей будет тянуться до конца путешествия с заранее предвиденным мной результатом: в Кисангани, снимая платку, обнаружу на правом боку разрыв длиной в десять сантиметров, придется починить палатку, наклеив заплату из скотча.

После Бумбы сосуществование на борту стало трудней, условия жизни ухудшаются час от часу. Из прибрежных селений безостановочно приплывают лодки, нагруженные разными товарами и рыбой, свежей и копченой. Пирог, пристающих к каравану с обеих сторон, так много, что они замедляют движение. Некоторые швартуются с единственным намерением без труда подняться вверх по течению, другие – поторговать, третьи заплатили за возможность буксировки до Кисангани. В трех больших десятиметровых пирогах перевозят свиней, коз и птицу. Порой продвигаемся с большим трудом, буксиру-толкачу, вынужденному тянуть огромную тяжесть, не удается справиться с течением реки. Капитан в мегафон много раз побуждает лиц, не имеющих права швартоваться, отдалиться от каравана. Не добившись никакого результата, приказывает своим людям перерубить ножами-мачете незаконные швартовые канаты. Штук двадцать пирог отделяются от бортов барж и, уносимые течением, удаляются и быстро исчезают за изгибом реки, а караван набирает крейсерскую скорость.

По мере того, как Виктория продолжает плавание, торговля с прибрежным населением становится все оживленней. Огромное количество копченой рыбы куплено пассажирами, а больше всего – капитаном и экипажем. Крупную свежую рыбу люди солят и развешивают для просушки прямо на борту. Грузы постоянно перемещают, освобождая место для новых штабелей рыбы.

Несмотря на то, что караван движется, резкий густой запах висит над баржами. Через ноздри и поры кожи зловоние проникает в мое тело и обволакивает душу. От груд плохо высушенной рыбы постоянно ползут сотни маленьких черных червяков, образовавшихся в процессе гниения. После завершения плавания по Конго, после Кисангани, на протяжении еще долгих дней мое обоняние будет пропитано миазмами Виктории, а после возвращения домой память еще многие месяцы будет возвращать мне ощутимый и неприятный запах.