Одиночка

— А это кто? — Он явно не ожидал увидеть рядом с Блюмом нового человека. Бежать втроем — это одно дело, но четверо… Кем бы ни был этот человек. Вчетвером затеряться во время партизанского налета было намного сложнее.

— Вы же сказали, что не бросили бы здесь свою плоть и кровь, — заметил Блюм, указывая на Лео.

— Да, но…

— Вот и я не брошу. Лиза, за этим человеком я сюда прибыл.

— Лиза? — Мендль растерянно уставился на девушку.

— Моя сестра, — чуть слышно проговорил Блюм. — Неожиданный поворот событий. Но она пойдет с нами. Есть возражения?

— Ваша сестра? — по лицу Блюма Мендль понял, что это не шутка. — Никаких возражений, — ответил он. Да и не было времени дискутировать.

— Меня зовут Лео, — сказал племянник Мендля. — Будем друг за другом присматривать.

Лиза нервно кивнула.

Блюм передал Альфреду несколько купюр.

— Держите. Здесь на четверых.

Подошли несколько опоздавших.

— Встать в очередь! — Охранники и капо сгоняли всех в строй. Колонна начала потихоньку двигаться. Псы облаивали проходивших мимо заключенных, солдаты с трудом удерживали поводки. Блюм увидел, как Мендль посмотрел на капо, курсировавшего вдоль толпы.

— Ну что, готов к трудовой ночи, профессор? — капо выхватил Мендля из толпы цепким холодным взглядом.

— Надеюсь, будет не хуже, чем все остальное. Эта очередь на железную дорогу?

— Ну да, — кивнул капо.

Альфред сунул в руку капо купюры, которые дал ему Блюм. Зинченко явно остался доволен.

— Вы помните, что нас четверо, — сказал Альфред.

— Держись в строю, а не то я сам позабочусь, чтобы твой колокол пробил в последний раз, — он замахнулся дубинкой на заключенного, который шел позади Альфреда.

Снаружи к воротам подъехали грузовики. Из лагеря рабочую силу поставляли на разные стройки. Часть отправляли укладывать пути к Биркенау или рыть канавы для канализации и общих могил, куда закапывали тех, кого не сожгли в стоявших неподалеку печах. Другие ехали на фабрику «ИГ Фарбен» и завод боеприпасов, что были в паре километров на запад, возле лагеря Аушвиц-3.

Главное — попасть в нужную очередь. Иначе все усилия будут напрасными — когда начнется атака, они окажутся в другом месте, и тогда им отсюда не выбраться.

— Помните, что бежать нужно к реке, — прошептал Блюм в ухо профессору. — Как только начнется стрельба. Не в лес. Нас прикроют.

— Я его туда приведу, — пообещал Лео.

— Ты поступишь так, как мы договаривались, — осадил его Альфред. Блюм впервые понял, что старик совсем не уверен, что сможет бежать, когда вокруг будут палить. И все же его надо было доставить к самолету. Живым.

— От меня не отходите, — Блюм встал между Лизой и Альфредом. Теперь он должен был защищать их обоих.

— А вдруг не будет никакой атаки? — спросил Альфред. — Что, если нам придется, съев миску баланды, возвращаться обратно в лагерь?

— Ну, тогда в вашей жизни ничего не изменится, — философски заметил Блюм. — Чего не смогу сказать про себя.

— Очередь пошла, — сказал Лео.

Впереди офицер отсчитывал проходивших заключенных.

— Я должен вас предупредить, — произнес профессор над ухом Блюма. — Если вдруг я не выживу.

— Вы выживете.

— Это касается Лео.

— Вашего племянника? Не беспокойтесь, я сделаю для него все, что смогу. Даю вам свое…

— Нет. Я не об этом. Я…

Неожиданно офицер, отсчитывавший по голове каждого проходившего заключенного, выкрикнул:

— Vierzig! Vierzig nur. Nicht mehr.

Сорок. Только сорок.

Блюм замер. Он посмотрел вперед: человек пятнадцать или двадцать уже прошли. Столько же оставалось перед ними. Внутри у него все сжалось.

— Мы не попадаем, — с нарастающим беспокойством сообщил он Мендлю. Они были на три или четыре человека дальше, чем надо.

— Зинченко, — Мендль позвал капо, которого он подкупил. — Сказали, что возьмут только сорок человек…

— Жратва везде одинаковая, профессор, — безучастно ответил капо. — Есть и другие объекты.

— Те другие — это верная смерть, — не сдавался Альфред. — Мы же заплатили. Договор есть договор, Зинченко. Надо выполнять.

— Хочешь поспорить, профессор? — капо достал дубинку. — Вот твой апелляционный суд. — Подонку явно не нравилось, когда ему перечили.

В панике Блюм высматривал, как офицер громко отсчитывает последнюю десятку:

— Тридцать один, тридцать два… — Каждого заключенного он стукал по голове.

Перед ними оставалось еще десятка полтора.

— Мы точно не попадаем, — тревога Блюма нарастала. Неужели все было напрасно? Самолет уже взлетел. Атака партизан… Сегодня или никогда. Они должны продвинуться вперед.

— Есть еще, что добавить, Зинченко, — зашептал Мендль, видя, какой оборот принимают события. — Я могу достать.

— Тридцать три, тридцать четыре, — продолжал офицер.

Перед ними было десять человек. И только шесть мест.

— Зинченко, — зашипел профессор.

— Вот! Еще вода на вашу мельницу, — выкрикнул капо, подталкивая профессора и Лео и схватив Блюма за шиворот.

Он поставил всех четверых в начало очереди, пробормотав офицеру:

— Эти четверо от меня. Самые лучшие работники.