Одинокие

И сейчас, пятнадцать лет спустя, набрав несколько лишних килограммов, он оставался тем же бесстрашным, настойчивым нокаутёром и в жизни, рациональным, не расходующим силы зря, но идущим вперед до конца, до победы. Или до поражения. Не тогда, а теперь – тем более, он не слушал и не терпел чужих указаний и советов. Да в них как бы и не было смысла. Потому что он умел и мог только одно: идти вперед. Не уклоняясь. Не отступая. Падал, наткнувшись на встречный. Были силы – вставал, а уж если не вставал… И именно это его качество – было его «коронкой». Козырной картой. Не левый хук, не апперкот, не молниеносный джебб, упрямство.

Удар ребром ладони в грудь, в область сердца, мог бы проломить ему грудную стенку, и только широкие мощные пласты двух грудных мышц погасили силу этого удара. Но он – потряс. И не только тем, что перехватило дыхание, что сердце, получив встряску, враз забилось в бешеном ритме, а нервы-струны, настроенные искусным настройщиком по камертонам в унисон, заставили задрожать все мышцы его большого организма, но и тем психологическим воздействием, что оказал этот удар, нанесенный молниеносно.

По счастью, удар пришелся по корпусу, и голова осталась свежей – и Пятак подумал, что сейчас он выхватит «макаров». Он тут же понял, что «макаров», тот удобно лежал в кобуре под мышкой, бесполезен: он – не успеет. Нет, скорость свою он не потерял, она – скорость, утрачена не была. Просто противник был быстрее.

Они оба оценили возможности: каждый – свои и соперника – тоже.

Вывод Пятака был не утешителен: противник превосходил его в искусстве боя! На вид худой, невзрачный. Плохо выбритый. Коряво подстриженный. Пятак вспомнил, как описывал Александр тех… Одинаковые! Пятак понял, перед ним один из них.

– Но ведь у панчера всегда есть шанс, – пробормотал Пятак, подбадривая самого себя. Императив защитный, императив нападения… Он сделал выбор.

Следующее движение врага Пятак просто не заметил. Оно словно уместилось в двадцать пятом кадре – в том, что дает свой отпечаток, но визуально – не различим! Как бросок гремучей змеи. Как след человека-невидимки. Есть, а кто оставил?. Блеснул нож. Словно человек этот был иллюзионист и выступал со своим трюком долгих десять лет. Ложный выпад, противоестественный законам равновесия: наклон туловища вперед, движение плеч и головы – влево, и нырок в противоположную сторону – вправо. Шаг вперед, подкрадываясь, и длинный замах ножом… Последовательно: плечо, локоть, предплечье, кисть и стальной клинок, и все вразнобой! Нож – взлетел! Предплечье, кисть, нож – как нунчаки, соединенные меж собою цепями… Удар! Но на самом деле это был не удар. Острие ножа прошло перед лицом Пятака всего-то в сантиметре. Рассчитано! Чтобы обескуражить и отвлечь от следующего маневра, который и должен поставить точку – стать последним актом неравного боя. На половине неописуемой параболы – той, что, безжалостно рассекая воздух, вычерчивало в пространстве острие, не доведя эту воображаемую фигуру до геометрической завершенности, до окружности, смертоносное орудие стало стремительно двигаться в обратную сторону – противоестественно законам инерции и физиологии, так, будто тот, кто манипулировал им, сломал себе лучезапястный сустав и вывернул свою кисть на сто восемьдесят градусов. Секунда. Нет, полсекунды, и холодное лезвие полоснет по горлу и, пересекая гортань, пищевод, грудинно-сосцевидные мышцы, сонные артерии и вены, обагрится кровью. Четверть секунды!

И Пятак пропустил этот мастерски выполненный прием, рассчитанный на то, чтобы обмануть.

Его противник все сделал правильно, все верно оценил: и скорость, присущую бывшему боксеру, и его силу, и даже тактику, которой тот непременно станет придерживаться, – тактике бесхитростного нападения, все, кроме единственного параметра – расстояния. А Пятак по законам классического противоборства поступил неправильно. Не обращая внимания на защиту, он ударил! Прямым. По ходу своего перемещения. Присовокупив к силе рук: бицепсов, трицепсов, дельтовидных мышц и силу широчайших, и силу трапециевидных, и мощь своих обеих ног. Да, Пятак – пропустил, но руки у него оказались длиннее сантиметров на пять. А еще сыграло роль то, что он пошел вперед. И то, что он чуть раньше начал свой удар. А скорость он, в общем-то, сохранил неплохую.

Их руки, разогнувшись в суставах, скрестились, как шпаги…

Кулак боксера смял чужое лицо, окончательно лишив его выражения.

Но незнакомец остался на ногах. Понимая, что его противник, скорее, в нокдауне, чем в нокауте, Пятак продолжал действовать не раздумывая – обеими руками он схватился за кисть, что по-прежнему сжимала рукоятку ножа, и, преодолевая сопротивление судорожно сведенных пальцев, разжал…

С начала схватки прошло, наверное, три минуты. Как там Светлана? Не услышала ли, не подошла ли? И нет времени осмотреться. Эти мысли промелькнули в уме далеким фоном, не мешая Пятаку действовать, и, перехватив нож, поудобнее разместив в его широкой ладони, Пятак размахнулся им из-за спины и – ударил.