Одинокий странник. Тристесса. Сатори в Париже

Сегодня бродяга вынужден прятаться, для пряток у него меньше мест, его ищут легавые, вызываем все посты, вызываем все экипажи, бродяги обнаружены в окрестностях Птицы-в-Руке — Жан Вальжан взвешивается со своим мешком канделябров, орет вьюноше: «Вот твой су, твой

су!» Бетховен был бродяга, который становился на колени и слушал свет, глухой бродяга, который не мог слышать, как жалуются другие бродяги. Эйнштейн был бродяга в драном свитере под горло, сделанном из барашка; Бернард Барух, разочарованный бродяга, сидящий на скамейке в парке с ловящей голос пластмасской в ухе, дожидаясь Джона Генри, дожидаясь кого-то очень безумного, дожидаясь персидского эпоса.

Сергей Есенин был великий бродяга, он извлек прок из русской революции, чтобы мотаться повсюду, пия картофельный сок в отсталых деревнях России (самое знаменитое его стихотворение называется «Исповедь хулигана»), который сказал в тот момент, когда шли на штурм царя: «Мне сегодня хочется очень из окошка луну обоссать». В этом безэговый бродяга, который породит когда-нибудь дитя — Ли Бо был бродяга могучий. Эго есть величайший бродяга — Привет Бродяге Эго! Чьим памятником станет когда-нибудь кофейная банка из золотой жести.

Иисус был странный бродяга, ходивший по воде.

Будда тоже был бродяга, который не обращал внимания на другого бродягу.

Вождь Дождь-в-Лицо, еще причудливее.

У. К. Филдз — его красный нос объяснял значение тройственного мира — Великая Колесница, Малая Колесница, Алмазная Колесница.

Бродяга рождается из гордости, не имея ничего общего с обществом, а лишь только с самим собой и другими бродягами, да, может, еще и собакой. Сезонники у железнодорожных насыпей по ночам варят огромные жестяные банки кофе. Гордо бродяга брел по городку мимо задних дверей, где на подоконниках остывали пирожки, бродяга был умственно прокаженный, ему не требовалось просить поесть, крепкие западные костлявые мамаши знали его позвякивающую бороду и драную тогу, приходи да бери!

Но гордость гордостью, все равно какое-то раздражение есть, потому что иногда она звала приходи да бери, являлись орды бродяг, по десять-двадцать зараз, и, в общем, трудно бывало стольких накормить, иногда бродяги о других не думали, но не всегда, но, когда бывали, за гордость свою уже больше не держались, они становились бомжами — мигрировали на Бауэри в Нью-Йорке, на Сколли-сквер в Бостоне, на Прэтт-стрит в Балтиморе, на Мэдисон-стрит в Чикаго, на Двенадцатую улицу в Канзас-Сити, на Лэтимер-стрит в Денвере, на Южную Мэйн-стрит в Лос-Анджелесе, на Третью улицу в центре Сан-Франциско, на Сволочную дорогу в Сиэтле (все это «запущенные территории»).

Бауэри — пристанище для бродяг, прибывших в крупный город оттягиваться по-крупному, раздобыв себе тележки и собирая картон. Множество бомжей с Бауэри — скандинавы, у многих кровь не сворачивается, потому что столько пьют. Когда наступает зима, бомжи пьют напиток под названием «дым», он состоит из древесного спирта и капли йода, и струпа лимона, его они выпивают залпом и бам! впадают на всю зиму в спячку, чтоб не простудиться, потому что определенного места жительства у них нет, а на улице в городе зимой бывает очень холодно. Иногда бродяги спят рука об руку, чтобы согреться, прямо на тротуаре. Ветераны миссии Бауэри говорят, что самые оголтелые во всей компании — это бомжи, пьющие пиво.

«Фред Банц» — великий «Говард-Джонсонс» для бомжей; он располагается на Бауэри, 227, в Нью-Йорке. Меню они там пишут мылом по окнам. Видно, как бомжи неохотно платят пятнадцать центов за свиные мозги, двадцать пять центов за гуляш, и шаркают наружу в тонких рубашках х/б по холодной ноябрьской ночи навынос, и осваивают лунную Бауэри хрястом разбитой бутылки в переулке, где стоят у стены, как непослушные мальчишки. На некоторых приключенческие дождливые шляпы, подобранные у железнодорожных путей в Хьюго, штат Колорадо, или разношенные вдрызг башмаки, скинутые индейцами на помойках Хуареса, или куртки из траурного салона тюленятины и рыбы. Бомжовые отели белы и кафельны, и кажется, будто на попа сортиры поставили. Бывало, бомжи рассказывали туристам, что некогда были они преуспевающими врачами, а теперь рассказывают туристам, что некогда были гидами для кинозвезд или режиссеров по Африке, а когда зародилось телевидение, они потеряли свои права на сафари.