Читаем Одинокий странник. Тристесса. Сатори в Париже полностью

Одинокий странник. Тристесса. Сатори в Париже

В Голландии бомжей не разрешают, то же, возможно, и в Копенгагене. А вот в Париже можно быть бомжом — в Париже к бомжам относятся с огромным уважением и редко отказывают им в нескольких франках. В Париже имеются разнообразные классы бомжей, у бомжа классом повыше есть собака и детская коляска, в которой он хранит все свои пожитки, а те обычно состоят из старых «Франс-Суаров», тряпья, жестяных банок, пустых бутылок, сломанных кукол. Такой бомж иногда располагает возлюбленной, которая везде следует за ним, его собакой и коляской. Бомжи пониже не владеют ничем, они просто сидят на берегах Сены, ковыряя в носу на Эйфелеву башню.

У бомжей в Англии английский выговор, а от этого они кажутся странными — бомжей из Германии они не понимают. Америка — отчизна бомжества.

У американского бродяги Лу Дженкинса из Аллентауна, штат Пенсильвания, во «Фреде Банце» на Бауэри взяли интервью. «Зачем вам все эти сведья, вам чего вообще?»

«Насколько я знаю, вы были сезонником, ездили по всей стране».

«А как насчет дать человеку пару монет на вино, а потом поговорить?»

«Эл, сходи за вином».

«Где это будет, в “Дейли ньюс”?»

«Нет, в книжке».

«Вы чего, детки, тут вообще делаете, то есть вино где?»

«Эл пошел в винную лавку. Вы же “Гром-птицу” хотели, нет?»

«Ага».

После чего Лу Дженкинс посквернел: «А что насчет пары монет на ночлежку?»

«Ладно, мы просто хотели задать вам несколько вопросов, типа почему вы уехали из Аллентауна?»

«Из-за жены. Моей жены. Никогда не женись. Никогда не искупишь. Ты, в смысле, говоришь, это в книжке будет, чего я тут скажу, э?»

«Валяйте, скажите что-нибудь про бомжей или что-нибудь».

«Так а чё те про бомжей надо знать? Тут их куча, нынче туговато как-то, денег нет — слушь, а как насчет пожрать хорошенько?»

«Встретимся в “Сагаморе”». (Уважаемый бомжатный кафетерий на Третьей и Купер-Юнион.)

«Ладно, пацан, большое спасибо». Он раскупоривает бутылку «Гром-птицы» одним умелым рывком пластиковой пломбы. — Глог, луна восходит блистательно, как роза, пока он большими уродливыми устами жадно глотает, заглогивая в глотку. Шклёп — и выпивка проваливается, а глаза у него вычпокиваются, и он облизывает языком верхнюю губу и говорит: «Х-а-х!» И орет: «Не забудь, мое имя пишется Дженкинс, Дж-э-н-к-ы-н-с».

Еще один персонаж. «Говорите, зовут вас Эфрам Фрис из Полинга, штат Нью-Йорк?»

«Ну, нет, вообще-то, меня зовут Джеймс Расселл Хаббард».

«На вид вы довольно респектабельны для бомжа».

«У меня дед был полковником в Кентукки».

«О как?»

«Да».

«И отчего же вы здесь, на Третьей авеню?»

«Я не могу, правда, мне все равно, еще чего, я ничего не чую, мне уже все безразлично. Простите, но вчера ночью у меня кто-то украл бритву, если вы меня ссудите некоторым количеством денег, я куплю себе “Шик”».

«А включать куда будете? У вас есть такие удобства?»

«Инжектор “Шик”».

«А».

«И я всегда ношу с собой эту книгу — “Правила святого Бенедикта”. Унылая книга, но что ж, у меня в котомке еще одна есть. Тоже, наверное, унылая».

«Зачем же вы ее тогда читаете?»

«Потому что нашел — я ее нашел в прошлом году в Бристоле».

«А что вас интересует? Вас типа интересует же что-нибудь?»

«Ну, вот эта другая книга, что у меня там э-э, ндаа, э-э, большая странная книга, не надо вам меня расспрашивать. Поговорите с тем старым негритосом, вон с гармошкой; я ни к чему не годен, мне главное, чтоб оставили в покое».

«Я вижу, вы трубку курите».

«Ага, табак “Грейнджер”. Хотите?»

«А вы мне книгу покажете?»

«Не, у меня с собой нету, у меня при себе только вот». — Показывает на трубку и табак.

«Можете что-нибудь сказать?»

«Вспышка молнии».

Американскому бродяге указано на дверь, поскольку шерифы действуют, как сказал Луи-Фердинанд Селин, с «одной дорожкой скользкой и девятью со скуки», ибо коли нечего делать посреди ночи, когда все ушли спать, они прикапываются к первым же людям, что мимо идут. Цепляются даже к любовникам на пляже. Они просто ума не приложат, что им с собой делать в этих их полицейских машинах по пять тыщ долларов каждая с приемопередатчиками Дика Трейси, кроме как прикапываться ко всему, что движется в ночи, а днем ко всему, что вроде бы движется, вне зависимости от бензина, власти, армии или полиции. Я сам был бродягой, но пришлось бросить году в 1956-м из-за участившихся телевизионных историй о мерзости чужаков с котомками, которые независимо сами по себе проходят мимо. В Тусоне, штат Аризона, в 2 часа ночи меня окружили три патрульные машины, когда я шел с торбой на горбу сладко выспаться ночью в краснолунной пустыне:

«Ты куда это?»

«Спать».

«Где спать?»

«На песке».

«Зачем?»

«Спальник есть».

«Зачем?»

«Постигать великую природу».

«Ты кто? Дай-ка на документы глянем».

«Я только что провел лето с Лесной службой».

«Платили?»

«Ну».