мысль обо мне, в сущности, была совершенно правильной. Иначе вы и не моглидумать.Он пытался уверить себя, что, вызволив молодых людей из неволи,совершил неплохой поступок, и тут же вздохнул.Его сомнительная слава, так быстро распространившаяся в обширныхграницах Карибского моря, несомненно, дошла уже до Арабеллы Бишоп. Он былубежден, что она относится к нему с презрением, считая его таким жемерзавцем, какими являлись все прочие пираты. Он надеялся поэтому, чтокакое-то, пусть даже очень отдаленное, эхо сегодняшнего его поступка такжедокатится до нее и хоть немного смягчит ее сердце. Он, конечно, скрыл отмадемуазель д'Ожерон истинную причину ее спасения. Блад решил рискнуть своейжизнью, движимый единственной мыслью, что Арабелла Бишоп была бы довольнаим, если бы смогла присутствовать здесь сегодня.Глава XVI. ЗАПАДНЯСпасение мадемуазель д'Ожерон, естественно, улучшило и без того хорошиеотношения между капитаном Бладом и губернатором Тортуги. Капитан сталжеланным гостем в красивом белом доме с зелеными жалюзи, который д'Ожеронпостроил для себя к востоку от Кайоны, среди большого, роскошного сада.Губернатор считал, что его долг Бладу не ограничивается двадцатью тысячамипесо, которые тот уплатил за Мадлен. Умному и опытному дельцу не чужды былии благородство и чувство признательности.Француз доказал это различными способами, и под его покровительствомакции капитана Блада среди пиратов поднялись к зениту.Когда пришло время оснащать эскадру для набега на Маракайбо, в своевремя предложенного Левасером, у капитана Блада оказалось достаточно и людейи кораблей. Он легко набрал пятьсот авантюристов, а при желании мог бынавербовать и пять тысяч. Точно так же ему ничего не стоило вдвое увеличитьи свою эскадру, но он предпочел ограничиться тремя кораблями: "Арабеллой","Ла Фудр" с командой в сто двадцать французов под начальством Каузака и"Сантьяго", оснащенного заново и переименованного в "Элизабет". Это имя онидали кораблю в честь английской королевы, во время царствования которой
моряки проучили Испанию так же, как сейчас собирался это сделать снова
капитан Блад.Командиром "Элизабет" он назначил Хагторпа, и это назначение былоодобрено всеми членами пиратского братства.В августе 1687 года небольшая эскадра Блада после некоторых приключенийв пути, о которых я умалчиваю, вошла в огромное Маракайбское озеро исовершила нападение на богатый город Мэйна – Маракайбо.Операция эта прошла не столь гладко, как предполагал Блад, и отряд егопопал в опасное положение. Сложность этого положения лучше всегохарактеризуют слова Каузака – их старательно записал Питт, – произнесенныев пылу ссоры, вспыхнувшей на ступенях церкви Нуэстра Сеньора дель Кармен, вкоторой Блад бесцеремонно устроил кордегардию note 51. Раньше я уже упоминал,что ирландец был католиком только тогда, когда это его устраивало.В споре принимали участие, с одной стороны, Хагторп, Волверстон и Питт,а с другой – Каузак, чья трусость и послужила причиной спора. Перед
вожаками пиратов, на выжженной солнцем пыльной площади, окаймленной редкими
пальмами с опущенными от зноя листьями, бурлила толпа из нескольких сотголоворезов обеих партий.Каузака, видимо, никто не останавливал, и его резкий, крикливый голоспокрывал нестройный шум толпы, стихавший по временам, когда французбессвязно обвинял Блада во всех смертных грехах. Питт утверждает, что Каузакговорил на ужасном английском языке, который Питт даже не пытаетсявоспроизвести. Одежда на французском капитане была так же нелепа ирастрепана, как и его речь, и весь облик Каузака резко отличался от скромнойфигуры Хагторпа, одетого в чистый костюм, и от почти щегольского обликаПитта, появившегося там в нарядном камзоле и блестящих туфлях. Вымазанная вкрови блуза из синей бумажной ткани, мешковато сидевшая на французе, была
расстегнута, открывая его грязную волосатую грудь; за поясом кожаных штанов
у него торчал нож и целый арсенал пистолетов, и, кроме того, на перевязиболталась абордажная сабля. Над широким и скуластым, как у монгола, лицомсвисал красный шарф, обвязанный вокруг головы в виде тюрбана.