Одна беременность на двоих

— Думаешь? Знаешь, если бы то были права афроамериканцев или латиносов, то я бы тоже не сомневалась в исходе суда, а вот геи да ещё рядом с детьми… Ты сама подумай, кому-то ведь пришло в голову подобное прописать в уставе!

— Может, были случаи… — робко вставила я, понимая, что Аманда начинает распаляться.

— Какие случаи! Что, взрослые мужики школьниц не насилуют! Давайте напишем, что мужчины в школах работать не могут! Но этого ведь не пишут, так? Судили ведь учительницу, которая с учеником спала, но ведь никто не написал, что в старшей школе нельзя работать женщинам младше пятидесяти! Есть преступление, будет наказание — а так, какая разница, с кем он спит вне работы. Это же какой идиотизм семнадцатилетнему парню собирать рекомендации, что он высокоморальная личность! Да что вообще это выражение значит? Я вот ни черта плохого не совершаю, но это что, делает меня автоматически хорошей? А то, что он спит с парнем делает его в глазах скаутов автоматически плохим?

— Да он дурак, что признался! Что, обязательно надо было всем рассказывать? Да и что за утверждения в четырнадцать лет, что я гей? Ну, может, попробовать захотел… Ну все мы марихуану пробовали, мы что в четырнадцать наркоманами себя называли? Мы наоборот скрывали…

— Ну так в этом вся ты, — вновь грубо перебила меня Аманда. — Всё скрывать, ничего не говорить… Вот ты к врачу так и не записалась!

— Да не нужен мне врач, всё у меня нормально! — выпалила я и отвернулась к окну.

Прошло уже столько дней, а она помнила о нашем разговоре в гараже у Стива. Ну что за идиотизм, ну как я могу пойти к врачу и сказать… А что сказать? Что мне секса не хочется или что мне со Стивом было плохо? Чёрт побери, а как мне с ним должно было быть! Со мной всё нормально, со мной всё нормально, пыталась я убедить себя, читая, как давно в детстве, номера машин.

— Меня тошнит… — еле расслышала я голос Аманды.

— Да меня тоже тошнит от подобных разговоров! — выпалила я тут же, не отрывая глаз от бескрайнего горизонта сельскохозяйственных полей, растянувшихся вдоль дорожного полотна. Но тут же я ударилась плечом о дверцу, так резко Аманда крутанула руль, чтобы через две полосы съехать на обочину дороги. Вид из лобового стекла застлало облако поднятой колёсами пыли, и таким же серым было в тот момент лицо Аманды. Правда, я его не особо видела, так как оно было скрыто за растопыренными пальцами. Звякнул расстёгнутый замок ремня безопасности, хлопнула дверца, и Аманда сбежала с обочины ближе к кромке поля: там кое-где сквозь чернозём пробивалась новая травка. Я схватила банку с водой, на которой был нарисован разноцветный пацифистский знак, и откинула крышку, чтобы отнести воду Аманде, но вместо этого сама отпила глоток прохладной воды, почувствовав во рту неприятный привкус желчи. Но меня-то чего тошнит! Что за цепная реакция! Я не закрыла дверцу и пошла к Аманде, которая стояла ко мне спиной, уперев руки в бока и подавшись немного вперёд. Я слышала её медленное шумное дыхание, а она, небось, услышала шелест камешков под подошвами моих кроссовок и сказала, не оборачиваясь:

— Отпустило, но всё равно немного шумит в висках.

Я протянула банку, и она принялась жадно пить.

— Я боюсь вести машину.

— Я поведу, теперь-то у меня сумка с собой, — решила улыбнуться я, но лицо Аманды оставалось серьёзным, но уже не серым, а розовым от прихлынувшей к голове крови.

— Неужели ты не считаешь, что все, кто отмечают гомосексуалистов как прокажённых, идиоты? Что, все мы до сих пор дети Маккарти? Пора бункеры в огороде рыть, а то вдруг те бесноватые силы ада на землю призовут!

— У нас во дворе со времён холодной войны с Советским Союзом остался, — усмехнулась я. — Родители с ним уже дом купили и так и не зарыли, руки не дошли. Я тебе в следующий раз покажу.

— А мне неинтересно, — сказала Аманда и быстрее пошла к нашей «тойоте», подле которой остановилось уже две машины. Пришлось объяснять, что у нас всё хорошо — машина не сломалась, и мы сами не умираем. Я села за руль и тяжело вздохнула, потому что у слюны остался неприятный кисловато-железный привкус. Аманда смотрела прямо перед собой, продолжая пить воду мелкими глотками, и поглаживала живот.

— Я думаю, что буду не в состоянии завтра шататься по Фриско. Вдруг мне вновь приплохеет…

— Да мы ж ничего не заказали всё равно. Дождёмся завтрашнего вечера и решим…

— А если мне будет плохо, то что тебе сидеть дома-то! Глянь на Фэйсбуке, кто из наших университетских ребят остался в Долине, присоединишься к ним…

— Ага, и тебя одну оставлю.

— Да всё равно дурацкий Новый год получится, шампанского не выпить…

— Да и мне нельзя, я ж антибиотики пью, ты забыла?

Нет, Аманда никогда ничего не забывала, и вот сейчас в лифте она загадочно смотрела на меня. Так странно, что у меня зачесалась спина, будто на мне была синтетическая кофта.