Одна маленькая ложь

– Да. Думаю, по пьяни я был слишком напорист. Она рано ушла с вечеринки и теперь не отвечает на звонки и эсэмэски.

– Дай время – и она остынет.

– Пожалуй, ты прав. Но я обязательно должен ее сегодня увидеть. Хочу убедиться, что все в порядке.

Нет, Коннор. Нет и не было никакого порядка. Вздыхаю. Жаль, что нельзя до конца дней укрыться в комнате Эштона, хотя эта мысль не раз приходила мне в голову. Надо одеться и вернуться в общежитие, чтобы раз и навсегда покончить с Коннором.

Он сам дал мне прекрасный повод.

Я могу обвинить во всем Коннора. Он был слишком напорист. Он же понимает, что я не хочу торопить события, а сам зажал меня, как тринадцатилетний подросток в туалете. Все складывается как нельзя лучше. Это не моя вина. Он решит, что сам во всем виноват. Он…

Вздыхаю и бросаю взгляд в зеркало. На меня смотрит женщина в черных гетрах с растрепанными волосами а-ля «я только что лишилась невинности, а потом и нескольких прядей волос». Она прячется в ванной, а ее бойфренд за стеной волнуется, не случилось ли с ней что-нибудь, вместе со своим лучшим другом, смуглым красавцем со сложной судьбой, в которого она влюбилась как кошка. А думает эта особа только о том, как бы свалить всю вину на другого.

Я не знаю, кто эта женщина.

Слышу, как за стеной тяжко вздыхает Коннор. Представляю себе, как он чешет затылок. Коннор такой предсказуемый.

– Просто я… Думаю, я ее люблю.

Резко наклоняюсь вперед, словно меня ударили под дых. Боже праведный. Он сказал это. Сказал вслух. В глубине души я этого и боялась. А теперь это случилось. Боюсь, меня сейчас стошнит. Серьезно, еще пара секунд – и я зависну над раковиной.

Коннор этого не выдержит.

Коннор этого не заслуживает. Может, он мне и не подходит, но такого он не заслуживает. И, тем не менее, что бы я ни говорила, кого бы ни винила – себя или его, я все равно сделаю ему больно. Надо смириться с этой мыслью, потому что, как бы там ни было, мы с ним расстаемся.

С удивлением слышу раздраженный голос Эштона:

– Коннор, ты ее не любишь. Ты только думаешь, что любишь. Ты же ее совсем не знаешь.

Мое отражение кивает мне в зеркале. Соглашается с Эштоном. Это верно. Коннор совсем меня не знает. Не знает меня так, как Эштон.

– Что ты несешь? Это же Ливи. Ну, разве можно ее не любить? Она такая хорошая, ну просто само совершенство.

Закрываю глаза. Коннор, ты меня совсем не знаешь. Надеваю плащ, запахиваю полы и хочу поскорее ощутить тепло Эштона.

После долгой паузы слышу, как скрипнула кровать, и Эштон говорит:

– Да. Я уверен, с ней все в порядке. Пойди и поищи ее в кампусе. Может, она в библиотеке. А телефон сел.

– Да. Ты прав. Спасибо за поддержку, брат.

С облегчением выдыхаю и прислоняюсь к стене.

– Попробую еще разок ей позвонить.

Телефон.

Черт!

Смотрю на свое отражение – на эту незнакомку – как она на глазах становится белой как мел, а в сумочке за стеной раздаются звонки. Сумочка лежит на прикроватном столике Эштона.

Телефон звонит звонит звонит А потом замолкает:

Мертвая тишина.

Как на кладбище. Как будто наступил-таки конец света и на всей земле осталась одна я.

Потом я слышу, как Коннор спрашивает:

– А откуда здесь сумка Ливи? – Ни разу не слышала еще у него такого голоса. Не знаю, как его описать, но только вся холодею от ужаса.

– Она заглянула поздороваться и, видно, забыла. – Да, Эштон горазд врать, но только сейчас этот номер у него не пройдет.

Слышу приближающиеся шаги и отодвигаюсь от двери.

– Ливи?

Сжимаю губы, закрываю их ладонями, зажмуриваюсь и перестаю дышать. А потом начинаю считать до десяти.

– Ливи. Выходи сейчас же.

Трясу головой, и у меня вырывается сдавленный стон.

– Ливи, я тебя слышу. – Пауза, а потом Коннор начинает со всей силы стучать в дверь, сотрясая перегородку. – Открывай эту чертову дверь!

– Коннор, оставь ее в покое! – кричит Эштон у него за спиной.

Стук прекращается, а крик нет. Крик становится еще яростнее.

– Почему она там прячется? Что ты с ней сделал? Ты что, ее… – Из-за стены доносится какая– то возня. – Эш, она ведь пришла к тебе пьяная? Насколько пьяная?

– Абсолютно пьяная.

С возмущением кошусь на дверь. Что? Нет, я не была пьяна! Зачем он так сказал?

Еще одна тягостная пауза.

– Ты ее принудил?

Слышу сдержанный вздох, и Эштон говорит:

– Да, принудил.

У меня такое ощущение, будто бы мне в ухо засунули горящую спичку: слушаю, как моя прекрасная, замечательная, незабываемая ночь с Эштоном превращается в пошлую историю пьяного изнасилования. Внезапно до меня доходит, что делает Эштон. Он придумывает для меня отмазку. И выставляет себя плохим парнем. Берет на себя всю вину за то, что начала я сама. И чего так отчаянно хотела.

Распахиваю дверь и выскакиваю.

– Я не была пьяной, и он меня ни к чему не принуждал! – выпаливаю я, чуть не давясь от злости. – Он никогда меня не принуждал. Ни разу.

Оба смотрят на меня – тот, что слева, в одних спортивных брюках, качает головой, словно говоря: «Зачем ты оттуда вышла?», а тот, что справа, смотрит на меня, будто не верит своим глазам и сейчас взорвется от ярости.