Одна ночь: открытий

Я безучастно смотрю вперед и начинаю нервно крутить бриллиант на пальце, и периферийным зрением я вижу, как Миллер чрезмерно зациклен, поправляя свой костюм, прежде чем сесть рядом со мной. Я бросила на него острый взгляд. Он улыбается. И он подмигивает! Он на самом деле подмигивает, заставляя мою руку прилетать ко рту, когда я начинаю фыркать. Я так стараюсь сдержать смех, пытаюсь замаскировать свой смех под приступ кашля. Это такая трата энергии. В этой ситуации нет ничего смешного. Не было до того, как Миллер насиловал меня на столе Уильяма, и определенно не было сейчас. У нас обоих большие проблемы. В два раза больше, чем были до приезда.

Я остаюсь скованной, когда слышу приближающиеся шаги, а Миллер устраивается поудобнее, расслабляя спину, кладя лодыжку на колено и скользя руками по подлокотникам кресла. Уильям обходит стол, прижимая мои настороженные глаза к глазницам, чтобы проследить его путь. В атмосфера просто… какой ужас.

Медленно опустившись на стул, не сводя серых глаз с пресыщенного Миллера, он наконец заговорил. Но слова Уильяма меня ошеломляют.

«У тебя другие волосы». Он поворачивается ко мне, рассматривая мои новые волосы, которые, скорее всего, сейчас выглядят сексуально беспорядочно. Мое лицо кажется влажным, тело все еще гудит.

«Я подстригла», — отвечаю я. Теперь, когда он обратил на меня свое презрение, я чувствую, как вспыхивает моя дерзость.

— В парикмахерской?

Мое тело начинает неловко двигаться. Это нехорошо. Само собой разумеется, что люди обычно стригут волосы в парикмахерской, поэтому тот факт, что он спросил, не устраивает. 'Да.' Я не лгу. Я подстригла волосы парикмахером… наутро после того, как сама отрубила часть.

Руки Уильяма образуют колокольню перед его ртом, когда он наблюдает, как я продолжаю ерзать и избегать его взгляда. Однако вскоре я избавляюсь от его ледяного взгляда и слов, когда он обращает их на Миллера. — О чем ты, черт возьми, думал? Теперь он привнес немного тепла в свой тон, и я могу взглянуть на него, задаваясь вопросом, сомневается ли он в том, что он только что нашел, или что он, несомненно, знает о событиях прошлой ночи в Ice.

Миллер прочищает горло и небрежно протирает плечо. Это безразличный поступок, и он должен быть таким. Он нажимает на кнопки Уильяма, и хотя я виновата в этом во многих случаях, я не уверена, что сейчас самое подходящее время. Я сдерживала свою дерзость… просто. Миллеру тоже нужно обуздать свою наглость. «Она моя», — говорит он, глядя на Уильяма. «Я буду поступать с ней, как хочу».

Я съеживаюсь в кресле, пораженная его чистым эгоизмом в такое деликатное время. Он тот, кто утверждает, что нам нужна помощь Уильяма, так почему, черт возьми, он такой придурок? Усложнять нормально? Конечно! Я знаю, что он странно обращается со словами. Я пришла к тому, чтобы принять это, но это заявление явно предназначено для того, чтобы еще больше разозлить Уильяма, и когда я осмеливаюсь взглянуть на бывшего сутенера моей матери и вижу, как из его ушей практически вырывается пар, очень быстро становится очевидно, что ему это удалось.

Уильям вскакивает со стула и бьет ладонями по столу, наклонившись вперед, его лицо исказилось от гнева. — Ты на волосок от того что бы быть раздавленным, Харт! И я ставлю себя в центр этой дурацкой ситуации, чтобы этого не случилось! '

Я лечу обратно в кресло, чтобы увеличить расстояние между мной и Уильямом — тщетная попытка уклониться от яростных вибраций, исходящих от его вздымающегося тела. С каждой секундой ситуация становится все невыносимей. Миллер медленно поднимается со своего места и повторяет позу Уильяма. Скоро станет хуже. Я не принимаю спокойные, плавные движения Миллера как признак контроля. Его тикающая челюсть и дикие глаза говорят об обратном. Я заморожена и бесполезна, пока эти два могущественных человека сражаются.

«Ты не хуже меня знаешь, что я могу сломать и сломаю каждую кость в каждом из их паразитических тел». Он практически шепчет эти слова Уильяму в лицо, его плечи постоянно пульсируют… почти спокойно. «Не ошибайся, я не буду думать дважды и буду смеяться, пока все это проходит».

'Блядь!' Уильям ругается, его рука вылетает и хватает рубашку Миллера за горло, туго стягивая ее и притягивая ближе. Я в шоке вскакиваю, но не кричу им, чтобы они останавливались. Никаких слова не складываются.

'Оставь…мне… ' Миллер говорит медленно и лаконично, в его тоне сквозит свирепость. 'Сейчас же.'

Оба мужчины стоят неподвижно, кажется, вечно, пока Уильям снова не ругается и не отталкивает Миллера назад, прежде чем резко упасть на задницу и откинуть голову назад, чтобы посмотреть в потолок. — На этот раз ты действительно облажался, Харт. Садись, Оливия.

Моя задница быстро встречает стул, не готовая к дальнейшим проблемам, я смотрю на Миллера, наблюдая, как он поправляет рубашку и теребит узел галстука, прежде чем сесть. Я чувствую глупое облегчение, когда он протягивает руку и крепко сжимает мою руку — это его способ сказать мне, что с ним все в порядке. У него все под контролем. «Я полагаю, ты имеешь в виду вчерашний вечер».