Однажды на том берегу…

– Не со всеми людьми можно построить отношения. Даже с родными. Я понимаю, судьба мне вернула за что-то должок, но я не в обиде…

Буря немного улеглась, но отцовский напор все еще чувствовался.

– Меня с молодости научили жить для блага людей. Мы должны были построить все с нуля. У нас тогда не было ничего, чем можно было бы гордиться. А посмотри, как мы сейчас живем? Мы работали не как люди, а как муравьи, забывая обо всех своих личных делах и ни на секунду не сомневались в том, что делаем. Никто не задавал вопросов «Зачем?» или «В чем смысл жизни?»

Да, многие из нас сгинули, меня самого чуть не расстреляли. И даже сам Сталин многое делал неправильно. Но в то время не было иного выбора. Только работать и не спать по ночам, потому что Сталин – не спит. Не есть досыта, потому что Сталин – не ест. И был страх, настоящий животный ужас за своих родных и себя. Но мы строили и, порой надрываясь, все-таки добивались своего. Потому что верили в коммунизм! В светлое будущее! И оно не за горами.

Куанткан помолчал, потом сделал несколько шагов к морю, вскинул руку и медленно повел ее вдоль горизонта.

– Через пять, десять, двадцать лет на этом самом месте, где ты сейчас сидишь, будет большой порт и город. Где еще, как не вокруг Арала должна зародиться новая жизнь? Ты, мой сын, станешь свидетелем этого расцвета. Представь: белоснежные пароходы у причала. Или огромный порт, где днем и ночью идет погрузка рыбы, чтобы кормить людей в нашей стране и во всем мире. Это – моя мечта, и я заложил ее фундамент много лет назад.

Он встретился взглядом с Ерболатом. Сын смотрел на него глазами человека, который секунду назад прозрел. Он часто моргал, бессмысленно покачивая головой, будто переваривал сказанное отцом… А может, просто песок попал ему в глаза.

Отец крепко обнял сына, и они так стояли какое-то время.

– Ты, мой сын, самое дорогое, что у меня есть. Я всегда буду тебя любить, что бы ни случилось.

По воде побежала рябь, закачался камыш, и стая птиц с криком пронеслась мимо.

– А сейчас давай все-таки вместе половим рыбу. Проверим, кто первым поймает, – отец заговорщически подмигнул. Он протянул Ерболату непонятно откуда взявшуюся вторую удочку. Они встали рядом по колено в воде и так стояли несколько минут.

Рыба пока не шла.

Первым заговорил Ерболат.

– Я читал твой дневник, и сейчас, когда ты говорил про новую жизнь тут, у Аральского моря, я понял, что ты неисправимый оптимист. Я всегда думал, что твое сердце и мысли должны были принадлежать только мне, но твоя вера в то, что ты делал, оказалась сильнее. И я хотел бы прожить свою жизнь так, как ты прожил свою. Но… боюсь, у меня духа не хватит. Знаешь, о чем я мечтал последние годы? Больше всего мне хотелось поговорить с тобой. Не могу сказать, о чем конкретно. Но вот беда – поговорить по-настоящему, о главном, нам с тобой не пришлось ни разу. Это произошло сегодня…

Отец отвернулся, и лишь плечи его вздрагивали. Ерболат только сейчас заметил очевидное: Куанткан на самом деле уже стар. Он был болезненно худ, копна некогда черных волос подернулась сединой. А молодецкой удалой стати нет и в помине.

Сын бережно вытащил из рук отца удочку и вместе со своей положил на берегу. Потом снял с себя пиджак, набросил его на Куанткана, они вместе отошли и сели на песок.

Ерболат вздохнул.

– Я буду тобой гордиться. Мне ничего от тебя не надо, только поживи еще немного. Хотя бы для меня.

Он не мог понять, к кому чувствует сейчас большую жалость – к себе или к состарившемуся отцу.

– Ну почему мы раньше не сидели так просто и не говорили про жизнь, пап? – с сожалением произнес сын.

Ветер с моря усиливался, и на поверхности появились барашки волн. Куанткан освободил одну руку и приобнял сына.

– Я тоже ошибался, много ошибался. Меня словно несла волна… Балхаш, Аральск… То, что ты там увидишь – к этому я приложил руку. Я верил, что делаю что-то очень важное. Я старался помочь каждому, и люди были мне благодарны. Все, кроме…

Он вздохнул.

– Не знаю. Наверное, я не гожусь для семейной жизни. Но я был так уверен, что делаю все правильно. Перед глазами – вереница людей…

Я смотрю сейчас на этот рыбацкий поселок, вспоминаю мой Аральск и порт в нем, и мне жалко уходить без него, без всего, что я построил этими руками. И это море, с которым мы знакомы очень давно. Ведь оно знает меня лучше, чем я сам себя. Ведь это все не зря?

Сын, знаю, ты не захочешь, да и не сможешь присмотреть за всем этим. Ты выбрал другой путь, живешь отсюда далеко. А я упустил время, и ты теперь совершенно не годишься для этого…

– Для чего, отец?

Куанткан вяло махнул рукой

– Вряд ли ты меня поймешь, и сейчас уже поздно говорить об этом. Но…

Прости меня, сын, за то, что я не смог передать тебе свое наследие. Не деньги, нет. Мой Арал, мою родину. Рядом нет никого – ни тебя, ни твоих братьев и сестер. Едва вы родились, я невольно уже обрек вас на сиротство. Теперь осиротеет и весь этот край. Я слишком поздно это понял…

Он опустил голову и погладил рукой влажный, прохладный песок.