– Лисичка. – Джекс поднес прохладный палец к ее губам, заглушая ее протесты с большей нежностью, чем в карете. Как будто она могла повестись на его уловки. – Давай пропустим ту часть, где мы спорим об этом. Я знаю, ты не хочешь этого делать. Знаю, что ты не хочешь никому причинять боль и что твое чувствительное человеческое сердечко пытается воззвать к чувству вины. Но ты пойдешь на это, чтобы выполнить свой долг передо мной, а если откажешься – умрешь.
– Если я умру, то не смогу выйти замуж за принца Аполлона.
– Тогда я найду другого человека, который выполнит эту задачу. Всех можно заменить. – Он погладил ее нижнюю губу, а затем отстранился и небрежно зашагал по мощеной дорожке к дому.
Эванджелина бы с удовольствием развернулась и направилась в противоположную сторону. Ей не верилось, что она была всего лишь пешкой в его руках. Но она не могла позабыть и того, как Джекс ушел, когда она превратилась в камень. Возможно, ей не верилось, что можно найти для нее замену, но зато она охотно верила в то, что Джекс позволит ей пострадать или чего похуже, если это поможет ему добиться желаемого.
– Теперь я понимаю, почему ты игнорируешь гостей на торжествах, – фыркнула Эванджелина, почти переходя на бег, чтобы угнаться за ним. – Если бы с тобой действительно кто-то заговорил, то они бы перестали секретничать о том, какая ты загадочная личность, и начали обсуждать то, как сильно тебя ненавидят.
Джекс искоса взглянул на нее.
– Подлость тебе не идет, Лисичка. И я не игнорирую всех подряд. Прошлой ночью у меня завязался занимательный разговор с твоей сводной сестрой.
– Держись от нее подальше, – предупредила Эванджелина.
– Забавно. Я как раз собирался сказать тебе то же самое.
Губы Джекса изогнулись, напоминая полумесяц, в ожидании, когда она клюнет на наживку. Спросит, что означает его предостережение. Вопрос крутился у нее на кончике языка. Но Эванджелина не хотела снова сомневаться в своей сводной сестре. Марисоль не была той, кто обратил в камень гостей на свадебном торжестве или околдовал принца, чтобы он полюбил ее. На ее репутации лежала тень проклятья, которого она не заслужила, и именно такой могла бы стать Эванджелина, если бы ее воспитывала Агнес, а не родители.
– Я полагаю, ты игнорируешь меня, потому что догадываешься, что она ревнует тебя.
– Прекрати, – отозвалась Эванджелина. – Я не позволю тебе вбить клин между нами.
– Клин уже вбит. Эта девушка тебе не подруга. Она сколь угодно может говорить себе, что хочет ею быть, но куда больше хочет заполучить то, что есть у тебя.
– Неправда! – огрызнулась Эванджелина. И она могла бы продолжать спорить. Могла бы препираться с Джексом до скончания Времени. К счастью для Времени, путь к имению Фортуны был коротким и они уже добрались до двери. Она была нежно-фиолетовой, цвета замороженной сливы, с дверным молотком в форме херувима.
Джекс схватился за кольцо херувима и дважды быстро постучал им по двери.
Эванджелина готова была поклясться, что херувим нахмурился, словно разделял его чувства.
Она бы тоже не хотела, чтобы Джекс прикасался к ней. Только не снова. Ее губы до сих пор покалывало от его прикосновения, и Эванджелина знала, что если облизнет их, то вновь почувствует вкус его крови. Он пометил ее. А теперь планировал использовать.
Нервы натянулись, когда дверь перед ней отворилась. Она снова задумалась над тем, чего на самом деле хочет Джекс и что ее поцелуй сделает с матриархом Фортуной.
Пока слуга провожал ее и Джекса внутрь, она пыталась разгадать, что богу Судьбы могло здесь понадобиться. Сразу стало ясно, что Фортуны были очень богаты. Все предметы в их сказочном замке были вдвое больше, чем в доме, где выросла Эванджелина. Даже ковры казались такими ворсистыми, что с каждым шагом в них утопали каблуки ее сапог. Но Эванджелина сомневалась, что Джекса привлекало лишь богатство.
Она внимательно наблюдала за ним, стараясь проследить, не останавливается ли его взгляд на каких-то конкретных предметах. Слуга вел их мимо вереницы портретов людей с белокурыми волосами и рисованными улыбками, а затем усадил в теплой гостиной с двумя потрескивающими мраморными каминами, полированным кварцевым пианино и большим эркером. Из окна открывался очаровательный вид на запорошенный снегом сад, где пушистый снежный кот гонялся за задорным голубым дракончиком, из пасти которого вылетали веселые искорки.
Джекс даже не взглянул ни на сцену за окном, ни на другие великолепные вещицы в убранстве комнаты. Он замер у одного из каминов, оперся локтем о каминную доску и бесстыдно наблюдал за ней.
Прежде чем она успела погрузиться в размышления о том, как ленивый голос Джекса проник в ее голову, двери в комнату распахнулась.