Однажды в полночь

– Кто такой Клаус Либман?

Итак, отец провел небольшое расследование.

– Очень толковый типограф, который разработал способ печатать цветные изображения большими тиражами.

– А какое отношение ты имеешь к этому делу?

– В компании «Клаус Либман и Ко.» я – «Ко.».

Джонатан с удовольствием увидел, как отец застыл.

– Ты, что… работаешь?

Он сказал это с таким выражением, с каким кто-то другой мог спросить: «Ты, что… прелюбодействуешь?»

– Господи, нет, конечно! Работает Либман. Я лишь выдвигаю идеи и оказываю нужную поддержку.

Только это мог позволить себе джентльмен.

Отец принял это к сведению. Прошла минута, которая потребовалась ему для того, чтобы намазать поджаренный хлеб маслом и мармеладом.

Джонатан отлично понимал, что отец умирает от любопытства, чтобы узнать, какая в их деле прибыль.

Долго Айзея не продержался.

– И каковы доходы? – Жадность огоньком промелькнула в его глазах.

Несмотря ни на что, Джонатану хотелось удовлетворить искренний интерес отца. Однако он сдержался.

– Средние.

На самом деле средние нужно умножить на семь.

Отец кивнул, криво усмехнувшись, словно именно этого он и ожидал.

– Вернемся к твоим «Бриллиантам чистой воды»… Это публичная и экстравагантная выходка ради дела, Джонатан?

– Я полагаю, это может доказать, что публичность полезна для дела. – Такое заявление было проявлением осторожности. – Как ты утверждал, у меня есть «определенные преимущества», которые говорят в мою пользу, а общество, как всегда, заинтересовано в потенциальных кандидатах на брак. Когда ты сказал о «дюжинах очаровательных девушек», выходящих в свет и пригодных на роль моей супруги, я подумал: «Он прав! Каждому нужна жена, красивая, с хорошей родословной и предпочтительно с титулом». Что – та девушка, что – эта, какая разница! А потом ты предположил, что я могу строить свое будущее в зависимости от того, как ляжет карта. И должен поблагодарить тебя. Это была по-настоящему роскошная идея.

Джонатан специально не моргая смотрел на отца. Потом сделал глоток кофе. Немного шумно. Потому что абсолютная тишина слегка действовала ему на нервы.

Айзея так и замер, намазывая масло на хлеб. Джонатан видел свое отражение на его ноже. С лицом невинным, как у младенца.

– Даже и не мечтал, что ты ко мне прислушаешься, – наконец выдавил Айзея Редмонд. Довольно кисло.

– О, насчет моих чудачеств не беспокойся, отец. В колоде представлены только женщины с безупречной родословной. К Михайлову дню мы напечатаем колоду с самыми знаменитыми английскими куртизанками восемнадцатого века. Я тогда еще не родился.

Последним высказыванием Джонатан заслужил, как ему показалось, строгий взгляд.

– Надеюсь, тебе хватит уважения к имени семьи, Джонатан, чтобы не печатать подобную колоду.

Всегда, всегда, всегда все во имя семьи!

– Это шутка, – коротко ответил он.

Его отец вообще смеется? Что-то Джонатан не мог такого припомнить. У него, а также у братьев и сестры было отличное чувство юмора. Вероятно, как форма защиты от Айзеи.

– Как продвигаются дела с Ланкастерской фабрикой? – спросил Джонатан, чтобы переменить тему разговора, который тяготил отца больше, чем его.

Отец вздохнул.

– Я пригласил герцога Грейфолка через две недели отужинать с нами в Суссексе. Тогда мы и обсудим его возможное участие в делах клуба «Меркурий». Стряпчий, который занимается продажей Ланкастерской фабрики, – какой-то мистер Ромьюлус Бин, эсквайр – ответил странно… противоречиво… на предложение, которое получил от нас. Он запросил сведения о том, как мы собираемся платить рабочим.

– Он что, владелец?

– Предыдущий владелец умер, не оставив ни наследников, ни завещания, и управление перешло к стряпчему. Он производит впечатление администратора неэффективного или подверженного собственным капризам. Я запросил у него полный список информации, которая ему необходима для того, чтобы начать процедуру оформления продажи, но он настаивает на том, что будет выдвигать нам требования одно за другим, поочередно. Мы, однако, полагаем, что он не сможет отвергнуть предложение, представленное самим клубом «Меркурий».

«Мы полагаем!»

Что, интересно, случится с Айзеей Редмондом, если мир вдруг поведет себя не так, как он полагает?

При удачном стечении обстоятельств ответ на этот вопрос Джонатан узнает уже скоро.

Сегодня графиня Мирабо была одета как египтянка. Вернее, ей представлялось, что египтянки одеваются вот так. Золотой браслет на руке, веки подведены углем.

Томми сама хотела наложить тени на глаза, чтобы замаскировать синяки от усталости, которые стали видны более отчетливо, дав повод кое-кому из слагателей виршей употребить определенные метафоры, чтобы польстить ей.

Веки у нее начали тяжелеть, когда Томми стоя продолжала выслушивать Аргоси, который описывал, какие драгоценности пойдут к ее глазам. Она слегка покачнулась, но заставила себя выпрямиться и встряхнуться. Аргоси в это время как раз говорил:

– Возможно, оливин в оправе из серебра…

– Лорд Аргоси?

– Да?

– Я живой человек. Поэтому можете говорить со мной, как с живым человеком.

Томми заявила это с настойчивостью, которая явно сбила его с толку.

Аргоси захлопал глазами.