Огюст Ренуар

В период наших разговоров Ренуар мог с определенной уверенностью излагать свои основные принципы. Чтобы выявить извечную ложь, которая скрывает от нас суть вещей, он опирался на длинную жизнь, наполненную множеством разнообразных исканий. Он, впрочем, предупреждал меня, что его правда была далека от того, чтобы быть абсолютной правдой. «Я всю жизнь попадаю пальцем в небо. Преимущество старости заключается в том, что быстрее видишь собственные промахи». Он также говорил мне: «Не существует ни одного человека, ни одного пейзажа, ни одного мотива, которые были бы начисто лишены всякого, хотя бы крохотного интереса… иногда глубоко скрытого. Когда живописец открывает такое сокровище, другие сразу провозглашают красоту мотива. Папаша Коро открыл нам красоту берегов Лоэна, реки, которая похожа на все остальные; я уверен, что и японские пейзажи не лучше других. Только одно: японские художники сумели найти спрятанный клад». Это рассуждение заставляет меня вспомнить об американском Западе, который многие находят «открыточным», посмеиваясь над наивными восторгами рядовых туристов перед гигантскими секвоями и Большим Каньоном. Я нахожу американский Запад чрезвычайно красивым. Ему не хватает художников масштаба итальянского кваттроченто или французского импрессионизма, чтобы раскрыть за цветной открыткой элементы вечности.

Можно ли вообразить нечто более унылое, чем предместья современного Парижа? Между тем со времен Утрилло^[125]

мы знаем, что и эти невзрачные улочки обладают безграничной поэзией. Правда, современная структура американского общества не оставляет места для размышлений, и это может замедлить появление достаточно свободной группы молодежи, которая посвятит себя не научному изучению природы.

Отец встретился с моей матерью в период кризиса: «Я перестал понимать, где я; я тонул!» После десяти лет борьбы и противоречивых исканий он все больше сомневался в импрессионизме. Алин Шариго смотрела на вещи проще. Со своим крестьянским здравым смыслом она знала, что Ренуар создан для живописи, как лоза для того, чтобы давать вино. Поэтому нужно было, чтобы он писал, неважно — хорошо или плохо, с успехом или без него. Главное, ему нельзя было останавливаться. Что бывает безнадежнее запущенной лозы и каких трудов стоит ее поправить! Почему бы им не поселиться в Эссуа, в ее деревне? Жизнь там ничего не стоила. Ренуар занимался бы своими исканиями и его не тревожили бы виноделы: у них были свои заботы, далекие от судеб искусства. Против этого плана восстали двое: мадам Шариго, навсегда запретившая своей дочери связываться с этим «босяком-сердцеедом», и сам Ренуар, еще нуждавшийся в атмосфере борьбы. «Надо быть здорово крепким, чтобы изолироваться!» Алин Шариго пришла в отчаяние, вернулась к своей хозяйке и, насколько могла, стала избегать Ренуара. Отец отправился в Алжир и обнаружил там новый удивительный мир. Лето он провел у Бераров в Варжемоне. Но ни великолепие Востока, ни яблони Нормандии не вытеснили из его памяти моей матери, и в сентябре он снова с ней встретился.

Когда я расспрашивал мать об этом периоде жизни, она давала мне более чем неопределенные ответы. Не то, чтобы она хотела от меня что-то скрыть. Но, как все сильные люди, она жила настоящим. Выбор сорта цветочных семян в Коллетах интересовал ее больше, чем воспоминания. После смерти жены одиночество побудило отца к известной откровенности. Именно по его высказываниям я могу восстановить то, что произошло. Алин Шариго признавала брак только в том случае, если супруги имели детей и можно было целиком заниматься ими. Это означало крики, заботы, сохнущие пеленки, бессонные ночи, что никак не вязалось с требованиями мсье, который занимался живописью с рвением анахорета, отсчитывающего поклоны на своем камне. Они решили остаться «добрыми друзьями». Чтобы заставить себя забыть Ренуара, она уговаривала его отправиться вновь путешествовать. Он в свою очередь ощущал настоятельную потребность видеть картины великих мастеров прошлого в их собственных странах — Веласкеса в Мадриде, а Тициана в Венеции. Ренуар считал, что картины «нельзя перетаскивать с места на место» и что их надо видеть под небом, где жили их создатели. С 1881 года наступил период увлекательных путешествий Ренуара, которые привели его к великим решениям как в частной жизни, так и в профессии живописца.

III