Огюст Ренуар

Ренуар ездил обычно третьим классом по необходимости. Но будь у него средства, он не стал бы тратиться на первый класс. Комфорт для ягодиц не стоит разницы в цене. В конце жизни состояние здоровья заставляло его пользоваться вагонами-люкс. Он тяготился этим. Вернее, тяготился публикой, которая занимала спальные места. «Едва расположившись, они открывают финансовую газету. А чего стоят их косые взгляды. Они хотят определить соседа, знать, к какой категории его отнести! Причем самые напыщенные как раз те, которые ездят даром». Он внутренне смеялся над усилиями некоторых пассажиров казаться значительнее, чем они есть, над их степенным и слегка скучающим видом, желанием выглядеть этакими обремененными заботами миллионерами, связанными с управлением слишком большим состоянием, либо, если играли под дипломата, — причастными к грозным тайнам. «С красками в ящике и большим зонтом я чувствовал себя в первом классе самозванцем, этаким угольщиком, который по ошибке затесался в ряд с манекенщицами, демонстрирующими модные платья». Второй класс казался Ренуару еще хуже, поскольку на поведении его пассажиров сказывалась невозможность оплатить первый класс. «И как же они чванились!» Если в вагоне случайно оказывался склонный к искусству путешественник, он, заметив снасть моего отца, тотчас заводил разговор о живописи, и тут начиналось самое смешное. Мой отец, всегда такой приветливый и разговорчивый, умел притвориться медведем. В раздраженном состоянии он становился язвительным. Как-то сосед по купе страшно надоедал ему своими рассуждениями по поводу Мейссонье. Моя мать в то время ожидала Пьера, и из-за этого они заняли места в первом классе. Любитель батальной живописи продолжал наседать, перечисляя цены, которые платили американцы за Мейссонье. Выведенный из терпения Ренуар сказал ему, что ничего не смыслит в большой живописи, так как сам специализируется в порнографическом жанре.

Ренуар почти всегда путешествовал, не торопясь, с частыми остановками. Он не понимал спешки современников. «С тех пор как научились экономить время, процесс творчества, как мне кажется, замедлился. Мне рассказывали о писателе, который с помощью пишущей машинки разродился за три года книжкой.

Мольер или Шекспир, вооруженные гусиным пером, выдавали пьесу за неделю, но это был шедевр».

Местные поезда имели для Ренуара еще и то преимущество, что позволяли глубже знакомиться с подлинной жизнью. «Крестьянка, которая едет продавать свои сыры в соседний городок, остается и в вагоне сама собой. Но, садясь в экспресс для дальнего путешествия, она утрачивает свое лицо и превращается в безликое животное, именуемое пассажиром». Он редко упоминал о «поросли» модных мест, именуемых туристами. Их тогда встречалось, по счастью, мало и были они большей частью англичанами, то есть людьми довольно сдержанными и скромными.

Обычно Ренуар отравлялся путешествовать с кем-нибудь из друзей. Я знаю, что Лот сопровождал его в одну из поездок по Италии. Они остановились в Дижоне, провели там несколько дней, бродили по старинным улицам. «В Бургундии я особенно люблю крыши. В них есть что-то китайское, — слегка загнутые кверху края». Он любил Карла Смелого. «Ангелы его церквей несколько жеманны, но с таким жеманством я в ладу».

Иногда Ренуар внезапно обрывал рассказ и замолкал на некоторое время. Сумерки постепенно обволакивали ателье на бульваре Рошешуар, благоприятствуя путешествию в прошлое. Я пользовался паузой, чтобы помочь ему подняться и постоять, пока Большая Луиза надувала резиновый круг. Затем с великими предосторожностями, помогая найти удобное положение, мы усаживали его вновь. «Каучук, что за мерзкая штука!.. дай мне сигарету». После нескольких затяжек сигарета тухла. Ренуар не был настоящим курильщиком. Он не затягивался и не любил дорогих сигарет, которые горят сами по себе. «Такую по рассеянности уронишь, и, пожалуй, бухарский ковер испорчен». Я полагаю, что если бы этот воображаемый ковер был сделан из дешевого трипа, такой случай меньше бы опечалил Ренуара, несмотря на его уважение даже к уродливым вещам, так же как и к людям или животным, пусть неказистым.