Бессердечные слова, но сердечность посреди боя – верный способ умереть.
– Плотину она подорвала, а путь с восточного острова на западный для ургулов открыт.
Талал смотрел в трубу:
– Прикидочно на восточном острове три сотни.
– На мосту, выходит, столкнутся равные силы, – кивнул Валин.
– Равные, – тихо проговорил Талал, – только это три сотни храбрейших зверюг Кулака против кучки деревенских парней и полудюжины разведчиков ил Торньи.
У западного конца среднего моста, в ста шагах от подножия башни, уже наметилась новая линия обороны. Лесорубы и там наспех сложили баррикаду – вал бревен поднимался до пояса, – а лучники заняли места по обе стороны. Хорошая позиция. С нее можно в упор расстреливать ургулов на мосту, ширина которого вынуждала конных ехать не более чем по двое в ряд.
«Хорошая позиция среди гребаного кровавого месива», – уточнил для себя Валин.
На переправу через восточную протоку и захват половины поселка у ургулов ушло менее часа. Лесорубы неплохо себя показали, но вооружены они были кое-как и, судя по опасно разрозненной цепи на ближнем берегу, должны были вот-вот сломаться. Пожертвовав собой, Гвенна дала им краткую передышку, когда задержала основные силы ургулов, но передышка ничего не меняла. На глазах у Валина один ургул успел одолеть целый мостовой пролет и упал у самой баррикады со стрелой в глазнице. Наверняка работа Анник, но на всех Анник не хватит.
– Да пошло оно все!.. – воскликнул Лейт. – Я спускаюсь.
– Ил Торнья… – заговорил Валин.
– Ты вбил себе в башку ил Торнью, – сплюнул пилот. – Ты его и убивай.
Стыд и бессилие, решимость и сомнения разом взметнулись в Валине опаляющей вспышкой черной злобы. Еще с Островов, с самого рождения крыла, Лейт подчинялся только своим хотелкам: летал по-своему, дрался по-своему, пропускал мимо ушей не устраивающие его приказы – и плевал на то, чего это стоит крылу. Похоже, сукин сын вообразил, что все окупят шуточки и дружелюбие, что за них весельчаку спустят весь вред, причиненный его бесшабашностью. Валину хотелось схватить пилота за глотку, вколотить в него понятие о дисциплине. Он уже привстал, чтобы так и сделать, когда Талал удержал его за плечо.
– Может, так будет лучше, – тихо сказал лич. – На ил Торнью хватит нас двоих, а Анник с Пирр помощь не помешает, и у местных будет лишняя опора.
Валин застыл на полусогнутых, потом сплюнул через кромку крыши и снова сел. Он глянул на пилота и покачал головой.
– Счастливо, – пожелал он тоном холоднее темных вод под обрывом.
Лейт ответил ему недоверчивым взглядом:
– Что им сказать про тебя? Что сказать Анник?
Валин подумал.
– Скажи, что я умер.
Пилот заглянул ему в глаза и с отвращением фыркнул:
– Похоже на то. Толку с тебя как с покойника.
Все прошло как по учебнику – из тех, по которым они занимались на Островах, глава о боевом духе и способности одного решительного бойца воодушевить целое подразделение. Лейт оказался у моста в переломный момент, когда кучка всадников готова была пробить баррикаду, и яростно ввязался в схватку. Он вскочил на бревна, с ходу подрезал поджилки двум ближайшим лошадям, расколол череп упавшему всаднику. Даже не обернувшись, пилот пошел в наступление – скользил между конскими боками, с равной легкостью перерезал жилы и глотки.
Анник со своими лучниками прикрыли его, а Пирр почти сразу появилась рядом. Казалось бы, не могут двое удержаться против сотни, но ургулы привыкли биться на степном просторе, где был разбег лошадям и размах копьям. Теснина моста была против них, и темнота тоже, и непрекращающийся дождь стрел. Лейт с Пирр отбили атаку, а когда ургулы обратились в бегство, отступили за баррикаду.
Валин видел все это в трубу, живот у него сводило от желчной горечи: страх за пилота и яростная гордость смешались с ожесточенной злобой. Лейт опять ослушался приказа, выбился из ряда, поступил, как ему хотелось. Мерзавец, дезертир, Шаэлево отродье, он опасен… Но почему же тогда Валин, глядя на свирепую стычку внизу, чувствовал себя самозванцем и неудачником? Профессионал выполняет задание. Он слышал это десять тысяч раз, в него это вбили муштрой. Профессионал без необходимости не отступает от предписаний. Сейчас, растянувшись на холодной крыше, так близко и так далеко от боя, он чувствовал себя кем угодно, только не профессионалом. Ему хотелось выть в голос, но задание требовало тишины, и он молчал, смотрел…
Семь раз ургулы шли на приступ и семь раз разбивались о заслон: Лейт с Пирр бились в первых рядах, мечи и ножи ртутью отливали под луной. Пирр тенью скользила между конными – с виду неспешно, но всадники каждый раз промахивались по ней, а она, нырком или в развороте оказавшись рядом, с легкостью танцовщицы чиркала ножом по шее или меж ребер. Лейт же превратился в вихрь стали, два его клинка рубили и кололи, бурей проносясь среди ургулов. Валин сто раз видел, как дерется пилот, но никогда еще тот не дрался так. Лейт походил на одержимого – неустрашимый, неутомимый, казалось, он мог бы удерживать мост днями, месяцами, и ничто его не возьмет.
Пока стрела не вонзилась ему в поясницу.