Огненная купель Шантунга

По яростному рыку прапорщика пара самых здоровых матросов начала с гиканьем вращать тяжеленные маховики ручного привода. Но башня поворачивалась ужасно медленно, для поворота с борта на борт на ручном приводе требовалось около шести минут, и «Асахи» вот-вот неминуемо должен был выскользнуть из прицела…

– Выстрел! – перебил погоняющего уже истекающих потом матросов напарника Тыртов, не отрываясь от визира.

Лейтенант торопился использовать как можно больше снарядов до того, как поломка гидравлики окончательно выключит их из боя. На попадание при таком, с позволения сказать, наведении он на самом деле не особо-то уже и рассчитывал. Но вдруг – да повезет!

– Попадание!

– Ого-о… – Тыртов сперва не поверил своим глазам: все дневные труды, все месяцы подготовки и десятки выпущенных в бою у Кодзимы и на учениях снарядов – все это было не зря. Весь пот, мат, мозоли окупились сторицей, когда казалось, что все шансы упущены окончательно. – Платон! Братцы, вот теперь мы, кажется, ей-богу, попали…

На борту «Асахи», ясно видимая в прицелы и дальномеры, вспухала жирная клякса черного дыма с багровыми прожилками выбивавшегося вверх огня. Там, на месте третьего нижнего каземата левого борта, что-то взрывалось и полыхало. Вот вверх выбросило еще одну высоченную шапку дыма, из которой что-то разлеталось фейрверком, поднимая вокруг корабля пенные всплески, а в небо вдруг вонзился столб пламени, достигающий среза труб…

– Ура!!! Мы попали! У японца крен! Уже градусов десять на левую! – в голос завопил лейтенант.

– Получи, зараза… – устало вытер лоб Диких. – Если кто хочет посмотреть на дело рук своих, ребята, как зарядите орудие, можете сбегать на верхнюю палубу, глянуть. Такое вам, салажатам, в жизни, может, больше и не увидеть. Мы на циркуляции, Дмитрий Иванович, пока не встанем на курс, не знаю куда наводить. А вручную ворочать башню просто так незнамо куда – без толку.

– Остаток снарядов – двадцать семь, заряжаем фугасным, бронебойных в погребе осталось пять штук, пока побережем, – поддержал его Тыртов, не в силах оторвать глаз от «Асахи», на котором что-то продолжало взрываться, и не думая затихать. – Мать честна… Да он же валится! Честное слово, Платон Иванович, дорогой, мы его все-таки достали!

Но его крик был обращен уже в спину старого сверхсрочника, тот сам не удержался и выбежал из башни посмотреть на первый в жизни утопленный им линкор…

После войны дотошные эксперты подсчитали, что при поражении каземата или башни шансы на взрыв погребов боезапаса для орудий картузного заряжания были около десяти процентов. Гильзового, используемого в русских шестидюймовках – не более трех. В случае с «Асахи» эта статистика оказалась для японцев роковой[18].

Как бы стараясь поквитаться за «старшего брата», а вернее, определив, наконец, точную дистанцию пристрелкой, мстительный «Фусо» нанес «Памяти Корейца» очередной жестокий удар. Десятидюймовый японский снаряд пробил броневой пояс в средней части корабля, чуть ниже ватерлинии. С заливаемыми водой угольными ямами и машинным отделением русский «итальянец» стал ощутимо крениться на правый борт.

Работая по пояс в воде, машинисты, механики и трюмные под руководством Франка лихорадочно пытались приостановить ее поступление, но помпы явно не справлялись. На мостик ушел неутешительный доклад о множественных осколочных пробитиях и деформации переборки между машинным и угольным бункером, где взорвался «подарок» от «Фусо», и прогноз об остановке правой машины минут через пятнадцать, если воду не удастся обуздать.

Намереваясь больше не искушать судьбу, Руднев, заметив мелькающие справа за японскими броненосцами миноносцы, приказал всем своим кораблям отвернуть на два румба влево, чтобы при догоне оставить минные корабли противника за его линией. На «Корейце» срочно втягивали в казематы орудия правого борта, на случай если с креном не удастся быстро справиться. Огонь по «Фусо» вела только его кормовая башня, и корабль пока остался с двумя восьмидюймовками против всего японского линейного флота.

Но если бы только линейного…

* * *

Капитан-лейтенант японского флота Сакури Иоко в этом сражении командовал сводным отрядом миноносцев. Шесть кораблей под его брейд-вымпелом принадлежали к разным отрядам и даже разным эскадрам. Попросту говоря, в его распоряжении сейчас были все исправные на данный момент японские миноносцы типа «Циклон».

Не получая за последние полчаса никаких приказов, он, бессильно сжимая кулаки от ярости, наблюдал за героическим самоубийством крейсеров Того-младшего, а потом за расстрелом «Фусо» и «Асахи» русскими кораблями. После первой неудачной попытки атаки русских крейсеров, сорванной огнем артиллерии, о его миноносцах, казалось, позабыли все. И его собственное командование, не отдававшее никаких распоряжений после «держаться за линией», и русские – полностью игнорирующие маячащие в четырех милях от них миноносцы и сосредоточившие весь свой огонь на броненосной колонне.