Огненная купель Шантунга

Но после внезапного опрокидывания «Асахи» Иоко первый и последний раз пошел на сознательное нарушение приказа. Он повел свои миноносцы в атаку на медленно и грузно отворачивающий «Кореец». Что стало тому причиной: «пепел ли ”Асахи”, стучащий в его сердце», как писали потом британские газеты, трезвый расчет и острое зрение, позволившее разглядеть втягиваемые в казематы шестидюймовые орудия, как после войны доказывали русские исследователи, или младший брат, который был энсином на «Асахи» и командовал плутонгом левого борта, за почти верную гибель которого хотел отомстить Сакури?

Причину самоотверженного решения молодой капитан-лейтенант унес в свою морскую могилу. Единственный спасшийся с мостика флагманского «Чидори» сигнальщик рассказал только, что тот радостно улыбался, увидев, что за его миноносцами в самоубийственную и самовольную атаку бросились и оба отряда дестроеров. Если сам Сакури своей целью избрал утопивший «Асахи» русский крейсер, что в некотором смысле подтверждает версию о личной мести, то более крупные эсминцы пошли в атаку на «Витязь» и «Громобой».

Когда Рудневу доложили, что японцы, судя по всему, начали массированную атаку миноносцев, он только сдержанно усмехнулся.

– Во-первых, наши миноносцы тоже неподалеку – мы их послали добить «Асахи», если бы он начал оправляться. Просигнальте им, пусть вернутся. Они должны успеть и наверняка помогут отбиться. Во-вторых, – и тут уже Карпышев ссылался на недоступную остальным участникам сражения статистику русско-японской войны его мира, – как показывает теория и практика, дневная атака эсминцев, а тем более миноносцев, на большой военный корабль не может быть успешна, если цель сохранила орудия и ход.

То, что «Память Корейца» сохранял ход (пока сохранял) было очевидно. Только вот в части орудий…

Петрович и без бинокля мог видеть, как на три русских броненосных крейсера идут в атаку шесть японских миноносцев и восемь истребителей. Поначалу ситуация не вызвала у него беспокойства – пока что в этом, как и в оставленном им мире, в русско-японскую войну не было зафиксировано ни одной удачной торпедной атаки миноносцами боеспособного крупного военного корабля днем. Ведь там, даже во время добивания едва ползущего «Князя Суворова», японцы провалили первую атаку, хотя по ним и стреляли-то от силы три-четыре орудия. Неудачными были и атаки одинокого «Севастополя», укрывающегося от расстрела береговой артиллерией в бухте Белого Волка. Даже под прикрытием снежных зарядов.

Он не учел одного – там, при Цусиме и у практически взятого Порт-Артура, японские командиры не видели никакого смысла рисковать столь нужными ночью миноносцами для дневного добивания и так обреченных кораблей. Здесь же они готовы были на все, лишь бы добраться до побеждающих русских. Добраться любой ценой! Это желание напрочь вымело из их разума даже строжайшую инструкцию Того – беречь минные корабли для ночных атак транспортов, которые являются главной целью операции. Для начала атаки не хватало катализатора, одной-единственной искры, которой и стал самоубийственный порыв Сакури.

Отряд русских истребителей успел к отражению атаки японских коллег. Ну, точнее сказать, почти успел. Когда восемь артурских контрминоносцев подошли к месту схватки, броненосный отряд уже отвернул от генерального курса на три румба, отбиваясь от наседающих смертоносных маленьких кораблей из всего, что могло стрелять.

Но если для флагманского «Громобоя» и «Витязя» перечень этого «всего» был довольно внушительным, то для «Памяти Корейца» из серьезного были только одна, почти лишенная горизонтальной наводки десятидюймовка да две восьмидюймовки. В кормовой башне. Кроме того, он шел головным, да и миноносцы начали свою атаку раньше дестроеров.

Самым печальным был тот факт, что «стальная метла» осколков «фусовских» фугасов уже проредила противоминную артиллерию русского крейсера больше чем наполовину. И как назло, серьезнее всего потери были именно на правом борту…

* * *

В носовой башне «Памяти Корейца» лейтенант Тыртов получил сигнал об отражении минной атаки и, не стесняясь подчиненных, выматерился, чего обычно себе не позволял. Долгое и плодотворное общение с Диких не прошло для него даром, и загиб вышел настолько ядреным, что на него с уважением посмотрел даже сам прапорщик.

– Отражение минной атаки, это с нашим-то нынешним ручным наведением! – Он судорожно закрутил рукоятки горизонтальной наводки, снижая угол возвышения ствола для стрельбы прямой наводкой. – Платон, я их вижу! Шесть миноносцев, чуть левее, разворачивайте башню влево!

– Отставить! – рыкнул во весь голос Диких на матросов, которые уже начали было по приказу лейтенанта крутить тяжеленные маховики. – Горизонтальной наводкой командую я! Башня вправо! Шевелитесь, черти!