Впрочем, она очень молода. К тому же потрясена новостью, что ее возлюбленный — подлец. Беременность на раннем сроке. Алисия еще не чувствовала шевелений ребенка и не воспринимает его как живого. В нем она видела лишь средство воздействия на отца… вот только ловушка захлопнулась для нее самой.
Ничего удивительного, что она в отчаянии ищет выход. Надо дать ей время прийти в себя. Поговорить с ее матерью, с тетей…
Рядом вдруг возник Джейми, потирающий над огнем красные руки и вытряхивающий из складок одежды снег. Он был на удивление весел, невзирая на холод, разгулявшуюся пургу и непростую личную жизнь Исайи Мортона.
— Как дела, саксоночка? — хрипло спросил он и, не дожидаясь ответа, отобрал ложку, обнял холодными руками и притянул для крепчайшего поцелуя.
Оторопев от его напора, я вдруг поняла, что все остальные так же веселы. Мужчины хлопали друг друга по спинам, шутя и подзадоривая.
— Что такое? Что случилось?!
Я изумленно обвела комнату взглядом. Как ни странно, посреди толпы обнаружился Джозеф Уэмисс, раскрасневшийся от холода и еле держащийся на ногах, потому что каждый норовил хлопнуть его по плечу.
Джейми расплылся в широченной улыбке, сверкая зубами на обледенелом лице, и сунул мне в руки мокрый измятый лист бумаги с остатками восковой печати.
Чернила расплылись от снега, однако суть была понятна. Прослышав о походе генерала Уоделла, регуляторы сочли, что осмотрительность почетнее доблести, и разошлись. Согласно новому приказу губернатора Триона, милиция распускалась.
— О господи! — пробормотала я и, повиснув у Джейми на шее, жарко поцеловала холодные обветренные губы.
Взволнованные новостью, милиционеры решили устроить праздник, тем более что плохая погода не располагала к скорому отъезду. Брауны, радуясь, что им не придется вступать в наши ряды, выкатили три больших бочонка лучшего домашнего вина Томасины Браун и шесть галлонов сидра — всего-то за полцены.
К концу ужина я сидела в уголке с ребенком Бердсли на руках, засыпая от усталости. Воздух дрожал от дыма и разговоров, я выпила слишком много сидра, и в глазах теперь все плыло, сливаясь в одно большое пятно.
Алисия Браун не смогла подойти ко мне для разговора, но и я не сумела перекинуться парой слов с ее матерью или теткой. Девушка сидела в загоне Хирама и угрюмо скармливала козлу жесткие корочки хлеба.
Роджер по просьбе слушателей исполнял французские баллады. Прямо передо мной из тумана вдруг проступило женское лицо. Незнакомка что-то сказала (я не разобрала за гулом голосов) и ласково, но настойчиво отняла у меня ребенка.
А, ну да. Это Джемайма, так ее вроде зовут, — молодая мать, которая кормила девочку. Я встала, освобождая ей место, и она сразу же приложила ребенка к груди.
Я прислонилась к каминной полке, глядя, как она поддерживает новорожденной девочке голову и ласково бормочет. Женщина словно воплощала в себе нежность и уверенность. Ее собственный ребенок, малыш Кристофер, мирно сопел на руках бабушки, покуривающей глиняную трубку.
При виде Джемаймы меня охватывало странное чувство дежавю. Я моргнула, пытаясь разобраться, откуда умиротворяющее ощущение тепла, покоя и близости. И сперва подумала, что это воспоминания о том, как сама нянчила дитя, но потом вдруг поняла, что воспринимаю себя не как мать, а как младенца. Мне вспомнилось, как это было, когда я грелась в крепких объятиях, сытая и преисполненная любви.
Я закрыла глаза и надежнее оперлась на каминную полку, чувствуя, как вертится вокруг мир.
— Бичем… Да ты совсем пьяная.
Если так, то не я одна. Радуясь скорому возвращению домой, милиционеры охотно поглощали горячительное. Праздник уже подходил к концу, и мужчины разбредались по холодным сараям или — кому повезло — кутались в одеяла возле огня.
Открыв глаза, я увидела, как широко, едва ли не ломая челюсть, зевает Джейми. Он встал, стряхивая оцепенение от выпивки и сытной еды, потянулся и нашел меня взглядом. Джейми устал не меньше моего, но, судя по всему, голова у него не кружилась.
— Пойду проверю лошадей, — сказал он, вконец охрипнув от простуды и болтовни. — Прогуляемся под луной, а, саксоночка?
Снег уже перестал, и сквозь прозрачные облака лился лунный свет. После вьюги ветер был особенно холодным и быстро выдул пьяный дурман из головы.
С детским восторгом я шла по нетронутому снегу и потому ступала осторожно, постоянно оглядываясь, чтобы полюбоваться цепочкой следов. Она выходила кривоватой, но, к счастью, никому не было дела до того, насколько я пьяна.
— Можешь прочитать алфавит задом наперед? — спросила я у Джейми.
— Наверное. А какой? Английский, греческий или иврит?
— Неважно. — Я взяла его за руку. — Если помнишь все три, значит, в отличие от меня, не пьян.
Он фыркнул и закашлялся.
— Саксоночка, ты же никогда не напивалась! По крайней мере, не тремя чашками сидра.
— Наверное, это из-за усталости, — сонно ответила я. — Того гляди голова улетит, как воздушный шарик. А откуда ты знаешь, сколько я выпила? Считал?
Он снова рассмеялся.
— Люблю за тобой наблюдать, саксоночка. Особенно на людях. У тебя так сверкают зубы, когда ты смеешься.