— Ага. — Джейми осторожно положил астролябию в ее раскрытую ладонь. — Но почему, хотел бы я знать…
— Почему золотая или почему астролябия? — уточнила я.
— Почему золотая, — ответил он. — Я давно хотел такую штуку, не мог найти. Лорд Джон Грей пообещал ее прислать из Лондона и вот, видимо, сдержал обещание. Но зачем, ради всего святого…
Пока всеобщее внимание было приковано к самой астролябии, Джейми заглянул в шкатулку: на дне лежала записка, тщательно сложенная и скрепленная синей печатью. Правда, герб был незнакомый: вместо обычных звезд и полумесяца — рыба с кольцом во рту.
Джейми нахмурился, сломал печать и открыл записку.
— Уильям Рэнсом? — прочла Брианна через плечо Джейми. — А разве у лорда Джона такой большой сын? Вроде у него мальчик…
— Ему пятнадцать.
В голосе Джейми прозвучали странные нотки. Роджер резко поднял голову от астролябии и внимательно посмотрел на меня. Я отвернулась.
— …значит, не Грей, — заключила Брианна.
— Нет, — рассеянно откликнулся Джейми, все еще сосредоточенный на записке, и тряхнул головой, словно отмахиваясь от какой-то мысли. — Нет, — повторил он тверже, откладывая письмо. — Это пасынок Джона. Его настоящий отец — граф Элсмир; Рэнсомы — их родовое имя.
Я упорно не отрывала глаз от пустой шкатулки, ведь у меня всегда все написано на лице.
На самом деле отцом Уильяма Рэнсома был вовсе не восьмой граф Элсмир, а Джеймс Фрейзер, и я ощущала напряженную икру под столом, хотя на лице его читалось лишь легкое раздражение.
— Видимо, ему купили офицерский чин. Итак, он поехал в Лондон и достал астролябию по просьбе отца. Похоже, для молодого человека его круга «самый лучший» означает «золотой»!
Он протянул руку, и мистер Уэйнрайт, любовавшийся своим отражением на полированной поверхности, нехотя отдал астролябию.
Джейми внимательно осмотрел ее, указательным пальцем вращая серебряную стрелку.
— Ну ладно, — резюмировал он с долей неохоты. — Сделано неплохо.
— Годящий, — одобрительно кивнул мистер Баг, протягивая руку за картофельной клецкой. — Землю мерить?
— Ага.
— Это для межевания? — Брианна взяла две штучки и села рядом с Роджером, машинально передав одну ему.
— В том числе. — Джейми аккуратно повернул астролябию и легонько качнул плоскую пластину. — Вот эта штука используется как теодолит. Слыхала про такой?
Брианна заинтересованно кивнула:
— Ага. Я знаю несколько способов геодезической съемки, но мы обычно…
Роджер поморщился — видимо, клецка острым краем задела горло. Я протянула руку в сторону кувшина с водой; он перехватил мой взгляд, едва заметно покачал головой и снова сглотнул — на этот раз легче.
— Да, я помню, ты говорила. — Джейми покосился на дочь с одобрением. — Поэтому-то мне и нужна такая штука, — он взвесил астролябию в руке, — хотя я рассчитывал на что-нибудь попроще. Оловянный куда удобнее. С другой стороны, раз дармовой…
— Дай посмотреть. — Сосредоточенно нахмурясь, Брианна передвинула внутренний диск.
— Ты умеешь пользоваться астролябией? — спросила я с сомнением.
— Я умею, — не без самодовольства заявил Джейми. — Меня во Франции научили.
Он встал и мотнул головой в сторону двери.
— Пойдем, детка, я тебе покажу, как определять время.
— Ага, вот сюда. — Джейми склонился над плечом Бри, указывая на отметку на внешнем диске. Та осторожно передвинула внутренний диск, взглянула на солнце и сместила стрелку еще на одно деление.
— Пять тридцать! — воскликнула она, сияя от радости.
— Пять тридцать пять, — поправил Джейми, широко улыбаясь. — Смотри.
Он ткнул пальцем в один из крошечных символов на краю диска; издалека я его даже не разглядела.
— Пять тридцать пять! — благоговейно повторила миссис Баг. — Арчи, только подумай! Последний раз я знала, сколько времени, еще в… в…
— …в Эдинбурге, — кивнул муж.
— И правда! У моей кузины Джейн были напольные часы, такие миленькие, — звонили, как церковный колокол, циферки медные, а по бокам херувимчики…
— Последний раз я знала, сколько времени, в доме у Шерстонов. — Бри позабыла про инструмент в руках. Встретившись взглядом с Роджером, она улыбнулась. Помедлив, он криво улыбнулся в ответ.
В свете заходящего солнца, щурясь и отмахиваясь от тучи комаров, все ударились в воспоминания. Странно, подумала я. И чего их так волнует время?