Огненный крест. Бывшие

«…Хотя во главе большевизма стоит русский дворянин, далеко не кающийся дворянин, по имени Ульянов-Ленин, но молва душою этого течения признает евреев, как вообще евреям приписывают едва ли не всю вину (или заслугу?) нашей революции. В связи с этим на столбцах газет пестрят разоблачения псевдонимов: злорадно снимают личину Стеклова с лица Нахамкиса, вместо Зиновьева подставляют Апфельбаума, уличают Каменева Розенфельдом, Троцкого — Бронштейном, Мартова — Цедербаумом и т. д. Если бы это было только невинной забавой… Но здесь на самом деле… коварно зреет ядовитое зерно антисемитизма. И оно может вырасти и дать кровавый плод (и дает уже)… Действительно, в теперешнем движении против большевиков есть такие особенности, которые превращают его и в движение против евреев… История давно уже уделила им (евреям. — Ю. В.) роль ответчиков за все грехи; история наказывает их за чьи бы то ни было преступления и предъявляет им к оплате все счета; история посадила их на какую-то мировую скамью подсудимых.

…Среди большевиков видную роль играют евреи… Но справедливость укажет, что и среди меньшевиков одно из первых мест занимают те же евреи… Евреи около Максима Горького, евреи — около Плеханова. Но если чьим-нибудь симпатиям ближе социалисты-революционеры, политическая семья «бабушки» Брешко-Брешковской, те найдут и в этой партии вождей-евреев… В недрах русского монархизма, среди консерваторов, несомненно, тоже были и есть евреи. Они — и в центре, они — и слева, они — и справа.

И в связи это с тем, что так же обстоит дело не только в политике, но и в русской культуре вообще. Достаточно сказать, что еврейские деятели и писатели распределили себя здесь по самым различным идеологиям, оказались в самых далеких друг от друга лагерях… вспомним, что наиболее убежденным и наиболее талантливым реставратором славянофильства, реставратором-художником, является Гершензон.

Русские псевдонимы — псевдонимы только внешние; по существу же, они говорят только об единстве тех задач, которые ставят себе одинаково и русская, и еврейская интеллигенция…

Но теперь по России льются кровавые волны. И конечно, по образцу позорного прошлого, в первую очередь и больше всего гибель падает на головы евреев. Для грубого и элементарного сознания они оказываются виновниками современной разрухи.

…Большинство евреев — против большевизма, и своими они не признают Троцкого с компанией, морально извергают их из своей среды — отщепенцами еврейства… изменниками еврейству, а не евреями считают они этих бездомных, внутренне опустошенных, бессодержательных людей. Большевики витают в безвоздушном пространстве; и физически, и нравственно какие-то перекати-поле, без оседлости, без привязанности, без национальности, вне религии, вне родины, вне истории, вообще во всех отношениях внешние, люди-схемы, люди-призраки, математические точки, а не специфические евреи.

…Болыпевизм-то уже наверное не есть продукт еврейства… недаром эти еврейские имена прикрыты русскими псевдонимами… это лишний раз доказывает, что носители таких псевдонимов — не личности, а безличности, что они — никто, что их нельзя причислить ни к русским, ни к евреям… люди без роду, без племени, не помнящие родства, чужаки, пришельцы, мнимые русские, псевдоевреи…

Еще до того, как погромы настигли еврея под красным знаменем революции, он хорошо их познал при торжестве трехцветного флага; изменились цвета, но не трагическая сущность жизни… Антисемитизм принимает теперь свою худшую форму: из правительственного он делается общественным… Реакция всегда движется у нас под знаком антисемитизма…

У революции есть честь. Революция обязывает. И честь ее требует, чтобы она была нелицеприятна к национальностям и не впадала в преступную пошлость антисемитизма, этого, по известному выражению Бисмарка, социализма дураков…

Антисемитизм, и тонкий и грубый, занимает лишь один — очень выразительный, правда, — угол русской картины.

Но его характерность вовсе не заслоняет других кругов теперешнего русского ада. Впрочем, современные ужасы поражают лишь тех, кого они непосредственно касаются; все же остальные, только узнающие о насилиях и убийствах, не испытывают уже почти никакого впечатления. Притупилась впечатлительность, ко всему привыкли. Каждое утро мы вбираем в себя обильную дозу яда — ядом напитан любой газетный лист; и ничего: душевный организм наш к отраве приспособился… Все мы стали более жестоки, чем были раньше; война огрубила наши души и нервы…

Ничто больше не потрясает, не выводит нашего сердца из состояния моральной усталости…»

Практика разгрома России (именно разгрома, а не самораспада) с последующим закабалением ее дает совершенно противоположное толкование словам Айхенвальда, в искренности которого, однако, сомневаться не приходится. Не все ему дано было провидеть. Мы же свое «провидение» познали из кровавой беспощадной практики, попыток разрушения русской государственности и культуры, наглого нашествия тех, кого мы принимали за друзей, с кем делили и делим кров и еду.