Огненный крест. Бывшие

Был он, Александр Федорович, на одиннадцать лет младше Ленина и упокоился на девяностом году, невозможно далеко пережив всех вождей семнадцатого года, кроме, пожалуй, Василия Витальевича Шульгина. А ведь при всем шутовстве, позерстве и каком-то грошовом политиканстве был и в Александре Федоровиче кусочек правды, и что-то от России нашло в нем выражение.

А этот кусочек правды и не такой уж махонький, чтобы не заметить и втоптать в навоз. Пытался Александр Федорович вывести Россию к новой жизни меж двух берегов из огня…

«Прошло семь месяцев с тех пор, как я в последний раз видел Керенского, — писал Набоков в мае 1918 г., — но мне не стоит никакого труда вызвать в памяти его внешний облик… Его внешний вид — некоторая франтоватость… почти постоянно прищуренные глаза, неприятная улыбка, как-то особенно открыто обнажавшая верхний ряд зубов… Он был недурным оратором, порою даже очень ярким… При всем том настоящего, большого, общепризнанного успеха он никогда не имел. Никому бы не пришло в голову поставить его как оратора рядом с Маклаковым или Родичевым или сравнить его авторитет как парламентария с авторитетом Милюкова или Шингарева… При всей болезненной гипертрофии своего самомнения он не мог не сознавать, что между ним и Милюковым — дистанция огромного размера. Милюков вообще был несоизмерим с прочими своими товарищами по кабинету как умственная сила, как человек огромных, почти неисчерпаемых знаний и широкого ума…

С упомянутым сейчас болезненным тщеславием в Керенском соединялось еще одно неприятное свойство: актерство, любовь к позе и, вместе с тем, ко всякой пышности и помпе. Актерство его, я помню, проявлялось даже в тесном кругу Вр. правительства, где, казалось бы, оно было особенно бесполезно и нелепо…

«По-своему» он любил Родину — он в самом деле горел революционным пафосом, — и бывали случаи, когда из-под маски актера пробивалось подлинное чувство. Вспомним его речь о взбунтовавшихся рабах, его вопль отчаяния, когда он почуял ту пропасть, в которую влечет Россию разнузданная демагогия… Он органически не мог действовать прямо и смело, и, при всем его самомнении и самолюбии, у него не было той спокойной и непреклонной уверенности, которая свойственна действительно сильным людям…»

Небезыинтересны показания генерала Спиридовича[61].

«Керенский, как социалист-революционер, был проведен в IV Государственную думу Центральным комитетом трудовой группы с условием, чтобы в Думе он вошел во фракцию трудовиков, что им и было выполнено. Находясь всегда в оппозиции к правительству и ведя с ним энергичную борьбу с думской трибуны, Керенский в годы войны начал бороться с правительством также и путем подпольным.

Звание депутата и даваемая им гарантия неприкосновенности способствовали успеху его подпольной деятельности и давали возможность отлично сочетать ее с работой легальной. Успех гласных выступлений и авторитет члена Думы содействовали популярности Керенского в рабочих и солдатских массах, где всякая революционная работа интеллигентным людям, не прикрытым неприкосновенностью депутата, во время войны являлась почти невозможной…»

12 июня 1970 г. в Москве, в Кремлевском Дворце съездов, состоялось собрание избирателей Бауманского избирательного округа по выборам в Совет Союза. С речью выступил генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев.

13 июня «Правда» напечатала речь Брежнева.

«Много внимания партия уделяла в истекшие годы развитию сельского хозяйства… никогда еще мы не производили столько зерна и других сельскохозяйственных продуктов…

Партия помнит указание Ленина о том, что коммунистам не пристало бояться серьезной деловой критики и самокритики на том основании, что этим может воспользоваться враг. «Кто этого боится, тот не революционер», — говорил Ленин. А мы, товарищи, были и остаемся революционерами. (Бурные аплодисменты.)…»

В той же газете на пятой странице было помещено уведомление: «Смерть Керенского.

Нью-Йорк. ТАСС. Вчера в Нью-Йорке на девяностом году жизни умер бывший глава буржуазного Временного правительства России Керенский».

И ничего больше, даже ни имени, ни отчества.

Мстительно это победившее братство.

Сергей Есенин писал: «Живущий в склепе пахнет мертвечиной».

Тут ею пропахли едва ли не все…

А тогда, после крушения государства капиталистов-плутократов, Россию ждали изобилие и самая большая свобода — Ленин это вычислил точно.

К месту будут строки, завершающие первую главу воспоминаний генерала Врангеля:

«По призыву Царя русский народ поднялся на защиту родной земли, и русские воины шли на бой с германскими полками. Теперь тот же русский народ, убивший своего Царя, грабил и жег родную землю. На защиту этой земли встали немногие честные сыны Родины. Как преступники, скрытно пробирались они через кордоны немецких войск, занявших часть Отечества, для того чтобы под старыми знаменами начать борьбу за честь и свободу родной земли. Эту честь и свободу попирали потерявшие совесть русские люди, их недавние соратники.

Грозный призрак междоусобной брани повис над Россией».