Огненный крест. Бывшие

Генерал Алексеев, голос которого и манера выражаться отчетливо прослеживаются в декабрьском белом воззвании, провозглашен Верховным руководителем Добровольческой Армии. В его ведении по-прежнему хозяйственно-финансовое обеспечение движения и все, что относится к внешней политике.

Армия гола, без оружия и каких бы то ни было припасов. Готовы помочь немцы, но руководство Добровольческой Армии отвергает любые соглашения с ними.

Алексеев направляет к союзникам адъютанта, напутствуя его:

«Прошу вас хорошенько усвоить мой взгляд и твердо передать нашим союзникам, что вы являетесь к ним не как захудалый родственник за подачкой, а как посол России и что вы явились не просить, а требовать немедленной помощи. Скажите им, что если они теперь не помогут нам в борьбе с большевиками, то сами погибнут от них. Еще раз повторяю вам, что это вы должны сказать твердо. Если вы это сделать не можете, то лучше ничего не говорите, а только передайте эти письма».

Александра Васильевича Колчака генерал Корнилов намечает в состав будущего правительства.

Шульгин был одним из идейных организаторов белого движения.

Деникин писал ему:

«Вы боретесь мужественно. Мы это ценим. Что же касается монархии, то это только форма правления. Возможна конституционная монархия, возможна и толковая республика. Восемьдесят процентов моих офицеров — монархисты. Но казачество скорее республиканцы, а казаков — большинство в Добровольческой Армии».

Разумеется, Шульгин не мог остаться в стороне от дела, в которое старался вдохнуть жизнь. Он пробирается на юг.

«В Екатеринодаре я стал издавать газету «Россия», — вспоминал Шульгин полвека спустя во Владимире. — Если память не изменяет, первый номер вышел пятнадцатого августа (1918 г. — Ю. В.)…

В свое время считался командующим генерал Алексеев, бывший главком всей царской армии (Алексеев был начальником штаба Верховного главнокомандующего, которым являлся сам император Николай Второй. — Ю. В.). Но он уже был стар и слаб, фактически командовал Деникин, у которого был начальником штаба Романовский, а вроде как бы правительством — генерал Драгомиров.

Все эти лица участвовали в этой беседе… со мной.

Совещание открыл генерал Алексеев:

— Мы желали бы поговорить с вами относительно газеты «Россия». Вот Антон Иванович скажет.

Он начал так:

— Мне кажется неподобающим общий тон газеты. Вы употребили слово «чернь» вместо слова «народ». Кроме того, вы очень выпячиваете монархизм. Конечно, много офицеров-монархистов. Но у вас выходит так, что единственная цель Добровольческой Армии — восстановление монархии. Это не так. Ваша газета названа «Россия». Это — правильное название. Попираемую Россию мы и хотим восстановить. А форма правления — это вопрос второго порядка.

Выслушав это, я ответил так:

— …Я приехал сюда исключительно с целью помогать Добровольческой Армии, ни в коем случае не мешать… Поэтому я устраняюсь… Я не буду делать скандала, я не стану закрывать только что открывшуюся газету, но я лично больше в ней писать не буду. Будут писать другие… которые не будут вам мешать, а будут помогать…

Наступила длительная и тяжелая пауза…

Деникин почувствовал, что сочувствие других генералов на моей стороне. Он махнул рукой и сказал:

— Пишите что хотите! Только вставьте на манжетке, что газета «Россия» — ваше независимое издание.

На этом совещание окончилось».

Белая армия. Алексеев, Колчак, Корнилов, Деникин, Врангель…

Красная армия. Троцкий, Фрунзе, Тухачевский, Егоров, Буденный, Думенко, Миронов, Сокольников, Якир…

Две армии одного народа.

Кто уходил в белые, как бы заявлял: «Я против свободы и счастья народа». Ведь Ленин и большевики провозгласили своей целью мир, свободу и счастье народа. Это сразу выводило белую армию в разряд коренных врагов трудового народа.

Зато белые объявляли красных изменниками, предавшими Отечество немцам (один Брестский мир чего стоит), и христопродавцами (что тоже имело основание).

И сошлись две армии одного народа в схватке — пощады не было никому. Сечь без пощады. И не свои против своих, а два разных мира — не ужиться одному с другим. Два народа в одном народе, но несоединимые. Один язык, одни лица, а совершенно чужие.

И сошлись в смертном бое.

Красные.

Белые.

Примирение между этими мирами (но частями целого) было невозможно — каждый владел какой-то частью общей правды, а вместе они соединиться не могли. Сначала должен изболеть народ. И возвыситься над злом — это и будет означать преодоление кризиса. А этот кризис на десятилетия, может, на века. Суть в народе, новой нравственности народа.