Огонёк

Спалось ей плохо. Если переходный возраст прошел дня нее незаметно – без особых переживаний и глубоких погружений в размышления о смысле жизни, – то побитый только что безоговорочным отказом деда кураж заставил ее впервые испытать настоящим страх перед предстоящим будущим. Внезапно навалились тяжесть и дурнота от мыслей, что все вокруг живут плохо и даже у богатых людей в Улан-Удэ на самом деле ничего по-настоящему интересного в жизни не происходит. При этом никто не замечает, насколько скудна их провинциальная жизнь, и никому нет дела до того, что Фае хочется из нее вырваться. Ее стремление учиться журналистике зарубили по той причине, что надо платить за воду, свет, газ, и из-за этого паршивого газа все ходят каждый день на нелюбимую работу и терпят ненавистных начальников. Почему людям не приходит в голову простая мысль, что жить нужно так, чтобы все нравилось, и что при желании все можно поменять?

Тут же она начинала сомневаться. Может быть, взрослые правы, и самое главное в выборе профессии перспектива стабильных высоких доходов? Что для нее, если разобраться, важнее: работать в редакции или хорошо зарабатывать? Рассуждая, склонялась ко второму – не хотелось оставлять мечты о красивой квартире и двухкамерном холодильнике со всякими вкусностями, как у Лебедевых. Хотелось дорого одеваться и много путешествовать, как Эдуард. И еще ей до боли в зубах хотелось зажмуриться и вернуться из глубинки в Санкт-Петербург.

В очередной раз перевернувшись под одеялом в бесполезных попытках уснуть, Фая присмотрелась к полоске света в щели между дверью и полом – не слишком яркой, как если бы от торшера в гостиной, а не от люстры в коридоре. «Почему они до сих пор не легли спать? Неужели все еще обсуждают мое поступление?» Вспомнила, как бабушка с дедушкой упрямо поджимали губы, не желая ее слушать, и снова заплакала. Не хотелось верить, но становилось ясно: никуда они дальше Иркутска не отпустят. Глубокий сон пришел только под утро, и проснулась она на следующий день поздно, ближе к обеду.

Каждое второе воскресенье месяца Вера Лукьяновна лепила буузы, и когда Фая пришла на кухню за не выпитой на завтрак чашкой чая, та уже вовсю раскатывала тесто.

– Рыдала? – спросила она, не оставив без внимания опухшие веки внучки.

– Угу, – отводя от нее взгляд, мрачно ответила та.

– Вату в заварке промокни, приложи к глазам и успокойся. Поедешь в свой Петербург, – сказала бабушка, не прекращая орудовать скалкой.

Фая застыла от неожиданности и несколько секунд не решалась пошевелиться, боясь спугнуть удачу.

– И дед согласен? – спросила она, наконец.

– Пока нет, но я так решила, а значит, можешь начать собирать чемоданы. Деду дадим еще немного времени поворчать, покумекать. Пусть думает, что он в семье главный и последнее слово за ним. Бери стакан, вырезай круги, я фарш буду класть.

Бабушка с внучкой сосредоточились на буузах, и какое-то время друг с другом не разговаривали, продолжая думать каждая о своем.

– Чего затихла? – спустя какое-то время усмехнулась Вера Лукьяновна.

– Боюсь, что деда Миша не отпустит.

– Не бойся, отпустит. Никуда не денется. Поймет, что сколько волка ни корми… Мы сегодня ночью бабе Лене звонили, у них еще вечер был. Обрадовалась, что ты снова с ней будешь. Оно и понятно, тоже скучает небось. Как мы и с дедом, она считает, что профессию тебе надо выбрать надежную. Нам-то недолго работать осталось. Может, и жить тоже. Пока учишься, деньги отправлять будем, сколько сможем, а потом-то тебе придется самой.

– Да, баба Вера, я больше не буду с вами спорить, – тихо прошептала Фая. Затем положила голову на край стола рядом с бабушкиными руками и с благодарностью добавила: – Спасибо тебе большое. Я знала, что ты все поймешь.

Погладив ее по макушке тыльной стороной ладони, бабушка продолжила защипывать края теста вокруг фарша и серьезно сказала:

– Главное, чтобы и ты все поняла. Наше условие – никакой не журналист. Мы на пенсии собрались работать не для того, чтобы выучить тебя непонятно чему. Так что быстрее определяйся и начинай готовиться. Год всего остался. Если надо репетитора какого, скажи. Точно не хочешь в медицинский? На аптекаря?

Фая упрямо закачала головой «нет».

Бабушка не стала настаивать:

– Дело твое. Хорошим вариантом будет юридический или экономический: и денежно, и престижно. Еще Михаил говорит, все его важные начальники своих детей устраивают на факультет государственного управления. Видимо, перспективно. Что думаешь?

Фая плохо себе представляла, чему учат государственных управителей, но само сочетание слов применительно к себе ей не нравилось.

– Баба Вера, а, может быть, лучше поступить на лингвистический? Мне же нравятся и английский, и французский.

– Ну и что потом будешь делать с дипломом иняза? – поморщилась Вера Лукьяновна. – В школе работать? Да ну ее. Учителя сейчас, кого ни возьми, злые и нищие. Оно и понятно, за такие копейки пахать. Светлана Викторовна твоя не в счет. Она для души старается, не за зарплату. Может себе позволить с мужем бизнесменом.