Дамиан появился в университете в зрелом возрасте, и, хотя ему так и не удалось добиться того уровня беглости латыни и греческого, которого достигали начинавшие учиться в юности, свою долю алкоголя он выпил; и пусть в Лёвене он впервые сыграл в эту игру на грани святотатства, это определенно был не первый случай, когда из-за выпивки он оказался в двух шагах от ереси. Перед тем как уйти с дипломатической службы, де Гойш активно разъезжал два года по поручениям короны, в основном по тем же северо-восточным районам Европы, что и во время своей первой миссии – снова встречаясь с Иоанном и Олафом Магнусами в Польше, а также посещая Данию и Пруссию и, возможно, некоторые другие места. Сочетание излишеств и полемики во время этих путешествий привело к тому, что Дамиан придумал собственное выражение и называл встреченных им людей философами живота. Как-то во время Великого поста, уезжая из Дании в Польшу, он принял приглашение посетить одного из датских королевских советников в Шлезвиге, и тот, изрядно напившись, послал за потиром[120]
, ранее использовавшимся для мессы, наполнил его белым вином для очередного тоста и сказал Дамиану, что его предков долгое время дурачили, заставляя верить в то, что такие вещи священны. Какой бы разгоряченной ни была в тот момент голова португальца, он не сомневался, что это действительно оскорбление Церкви. Впоследствии он утверждал, что умолял этого человека прекратить богохульство, но это только распалило хозяина, и, поставив перед Дамианом великолепную хмельную чашу, советник поднял руки в насмешку над освящением[121] и призвал господа совершить чудо и превратить белое вино в кровь. Когда Дамиан отказался пить, хозяин назвал его суеверным, и, похоже, вечеринка расстроилась; позже Дамиан заявит: если это не все, что произошло, то пусть огонь сойдет с неба и поглотит меня[122].Несмотря на всю атмосферу дружелюбия, и де Гойш, и датский советник понимали, что речь идет о смертельно серьезном деле: Дамиану предлагают перейти на другую сторону в битве, которая бушует по всей Европе. В центре теологических дебатов Реформации стоял вопрос, какую роль играют физические действия человека для его спасения. Реформаторы склонялись к убеждению, что соблюдение всех мелких требований религиозной жизни – ничто по сравнению с простой и абсолютной покорностью воле Божьей – верой. Хотя разногласия возникали во многих областях, пожалуй, ни одна из них не была так прочно связана с повседневной жизнью, как питание: должны ли христиане обращать внимание на церковные запреты употреблять определенные продукты в постные дни или же эти правила противоречат духу христианства и имеют слабое отношение к Богу? Ко времени Реформации в христианской Европе сложился замысловатый календарь рациона, регулировавший процесс пищеварения: в течение 40 дней Великого поста запрещались мясо и молочные продукты; кроме того, их нельзя было есть по пятницам, субботам и в некоторые другие дни, разбросанные по всему году. Эти правила оказали глубокое влияние на все культуры – от изобретения заменителей (например, молока и сыра из миндаля, которые обрели популярность во Фландрии) до развития сельскохозяйственной и рыболовной отраслей. Протестантская Англия не решилась запретить католические рыбные дни, опасаясь, что рухнет рыбный промысел, а вместе с ним исчезнут корабли и моряки, которых можно забрать на службу во время войны. В результате государство просто решило продолжать традицию, но отрицать ее религиозный смысл, предложив англичанам покупать рыбу для телесного, а не для душевного здоровья народа.