Аудиенцию у правителя организовали быстро, и охваченный волнением да Гама согласился покинуть свой корабль, отказавшись от правила, которого он до сих пор придерживался в путешествии – всегда оставаться на борту. Португальских офицеров несли в паланкинах, и измученные пешие солдаты с трудом поспевали за ними; поэтому делегация остановилась на отдых в Капотати, а затем двинулась вверх по течению в крытых листьями лодках к какому-то святилищу, где хозяин предложил им отдохнуть и вознести благодарность за успех их плавания. В своей тщательной реконструкции этих событий Дамиан отмечает, что португальцы понимали: это очень важное место, пункт паломничества верующих, причем, очевидно, христиан: над входом висели колокола, как на кампаниле[107]
, рядом стояла колонна, похожая на церковный шпиль, с петухом на вершине; и хотя встречавшие их святые люди были обнажены по пояс, они накинули платки, похожие на сто́лы[108] священников, и благословили посетителей, как делалось у них на родине: окропив их водой с ветки иссопа и помазав сандаловым маслом. Португальцев провели в здание размером с большой монастырь; они прошли через комнаты с множеством нарисованных на стенах изображений – безусловно, поразительных, хотя, возможно, и не таких впечатляющих, как сцены сверхъестественных явлений на алтарных картинах Мемлинга и Босха, – во внутреннее святилище, где в темноте едва различался силуэт какой-то статуи. Подойти ближе чужакам не позволили. Обратившись к статуе и произнося: «Мария! Мария!», все хозяева простерлись ниц, вытянув руки перед собой, а затем поднялись на ноги и принялись молиться; португальцы последовали их примеру, упав на колени и прославляя в экстазе Пресвятую Мать[109].Появившееся позже осознание того, что христиане по ошибке поклонились чужеземному идолу, стало поводом для смущения и определенного беспокойства. Существовали люди, видевшие в индийской триаде – Брахма, Вишну и Шива, вместе известные как Тримурти, – подтверждение того, что идеи христианства универсальны и могли появиться только в результате откровения, а не случайно. На этом сходство не заканчивалось: индийский бог-создатель Брахма, как и христианский Иегова, был несколько отстраненной фигурой, и культовые сооружения ему посвящались редко; зато они часто украшались статуями женских фигур, подобно тому, как европейские соборы в подавляющем большинстве случаев посвящались Деве Марии. Центральное место в обеих религиях занимает святой праздник – месса в христианском богослужении и прасад, подношение божеству в виде пищи, которую затем раздают верующим как божественное благословление; по сей день в индийских церквях есть таблички, разъясняющие, что святое тело Спасителя – это не бесплатный обед. Томе Пиреш сообщил о широко распространенном убеждении, что Тримурти – доказательство того, что индийцы некогда были христианами, а наслоившийся позднее ислам просто испортил их веру.
В то же время у других людей подобная параллель вызывала глубокую тревогу: она свидетельствовала, что в христианском откровении, лежащем в основе европейской культуры, нет ничего уникального или избранного, а значит, нет ничего, что требовало бы присутствия европейцев в нехристианском мире. Многие пришли к выводу, что все это представляло дьявольскую ловушку – предполагалось завлечь христиан в ересь, выставив перед ними идолов и прельстив знакомыми вещами. Когда Камоэнс переписывал сцену в храме в Каликуте, ему было необходимо полностью убрать неловкие сходства, и в его тексте путешественники немедленно признают святилище аномальным еретическим местом, на которое реагируют с ужасом:
У одного из богов имелись рога, у другого – два разных лица; у третьего руки раздваивались так, что конечности торчали, как щупальца; еще один взирал на них собачьей головой[111]
.