Океан. Выпуск четвертый

При чтении документов меня поразила одна деталь. Изо всех собравшихся в Лиссабоне знатных господ, сиятельных грандов и благородных рыцарей наибольшим восхищением был окружен дон Алонсо Мартинес де Лейва. Его имя выплывало отовсюду, причем с почтительным придыханием: «как считает де Лейва», «по мнению самого дона Алонсо». Герцог Медина-Сидония «собрал у себя генералов и Алонсо де Лейву», — по-видимому, слово последнего значило столько же, сколько голоса всех остальных. Де Лейва, очевидно, был в то время признанным воплощением ратных доблестей и благородства.

Мне не удалось разыскать портрет дона Алонсо, но хронисты единодушно рисуют облик рыцаря без страха и упрека. Он был молод, красив, весел и блестящ равным образом на поле брани и при дворе. Позже на допросе у англичан уцелевшие испанцы описывали его так: «Высок ростом, светловолос, розоволиц, характером умерен, голос ясный и решительный… все на борту относились к нему с превеликим почтением».

Де Лейва принадлежал к числу считанных фаворитов короля Филиппа, подозревавшего всех в неверности. Супруга дона Алонсо, дочь графа де Ла Коруньи, принесла ему богатейшее приданое и подарила нескольких сыновей. Король назначил его генерал-капитаном легкой кавалерии в герцогстве Миланском и положил ежемесячное жалованье в 300 эскудо. Но, узнав о готовящемся походе, он оставил Милан и прибыл с отрядом в Лиссабон.

Де Лейва, рыцарь ордена святого Иакова и Меча, надеялся, что Филипп поручит ему командовать вторжением на территорию заклятого врага Испании. Он отправил королю в Эскориаль несколько посланий, указывая на недопустимые проволочки, бестолковость и непредусмотрительность в подготовке Армады. «Было бы хорошо, чтобы кто-нибудь пришпорил дело», — заключал он. Это звучало как недвусмысленный намек.

Тем не менее Филипп остановил свой выбор на Медине-Сидония. Венецианский посол в отчете дожу указывал: «…имя Алонсо де Лейвы называлось всеми, но склонность к необузданным порывам заставила короля поступить иначе».

Посол не мог тогда знать о письме, которое прочел я. Перед отплытием герцог Медина-Сидония получил запечатанный королевской печатью пакет с надписью: «Секретно Вскрыть только в случае смерти генерал-адмирала». Внутри пакета был второй конверт, содержавший письмо (ныне оно хранится в архиве):

«…Я решил в случае печального исхода поручить командование Армадой дону Алонсо Мартинесу де Лейве, зная его заслуги в прошлом и убежденный, что подвиги будут проявлены им в будущем…»

Дон Алонсо поднял свой флаг на галионе «Рата». На прощальном банкете, устроенном на борту, играла музыка; де Лейва принимал гостей за столом, уставленным серебряными блюдами и золочеными светильниками (позже найденными мной). Вокруг теснились шестьдесят сыновей и племянников знатнейших грандов Испании. Кому иному могли доверить они судьбу и надежду своих фамилий?

27 мая 1588 года «Счастливейшая армада» вышла в море. Береговые батареи провожали каждое судно тройным салютом, все капитаны куртуазно отвечали тройным залпом. Пороха было мало, но «орудийный салют как ничто поднимает дух экипажей».

Два дня ушло на то, чтобы все корабли вытянулись на рейд. За это время ветер переменился, и Армаде пришлось ждать… целый месяц (!) возможности взять курс на Ла-Манш. Медина-Сидония на «Сан Мартине» был в отчаянии. Непрекращающийся шторм, словно предвестник грядущей беды, накрыл черным крылом громадную эскадру. Дизентерия, цинга, сломанные мачты, порванные паруса, многочисленные течи, протухающая в бочках из невысохшего дерева вода… Все это еще до того, как начался поход.

Плачевное состояние флота подвигло герцога на написание неслыханного послания королю. Оно стало тем документом, по которому историки чинили впоследствии суд над Мединой-Сидония и оценивали его роль в последующих событиях. Одни исследователи видели в нем «ясность ума, честность и редкое для той эпохи душевное мужество». Другие, особенно испанцы, считали письмо хитрым ходом царедворца, пытавшегося улизнуть от ответственности. В послании говорилось:

«…Пишу Вам то, что никогда в жизни не пожелал бы писать, но заранее не ищу оправданий для себя, каково бы ни было Ваше решение». Далее генерал-адмирал моря-Океана излагал вероятные последствия неудачи: потерю заморских колоний, гибель лучшей части морского офицерства и т. п. Уже выйдя в море, Медина-Сидония убедился, что флот не готов для нападения на столь мощную державу, как Англия. И он делает предложение: «Не сочтет ли Ваше величество лучшим выходом в сложившихся обстоятельствах заключить соглашение с врагом на почетных условиях?»

Мы не знаем, как реагировал Филипп, прочтя это письмо, — захлебнулся от ярости или выдержал ледяную паузу. Ответ, во всяком случае, был предельно сух: «Повторяем Вам свою волю довести предприятие до конца и повелеваем взять курс на Ла-Манш в день получения сего приказа».