Охота на крокодила

Когда хозяйка вернулась в кухню, на ней был другой халат – подлиннее, почти до пола, и поплотнее, так что выпирало из-под него теперь не так уж и много, что, впрочем, не лишало Ленку Резинку того животного магнетизма, который источают подобные ей упитанные европейские блондинки. Если бы не моя цепкая память, намертво схватившая сиреневые точечки на сгибе ее пухлого локотка, можно было бы даже попробовать начать приватные переговоры с Ковалевым или с его подчиненным лейтенантом Пудовым по поводу расширения программы обмена опытом путем включения в нее экстремальных ситуаций, например проведения дознания в Ленкиной квартире, переходящего в, фигурально выражаясь, одноразовое и единовременное «познание» хозяйки.

– У тебя пельменей нет? – спросил ее майор.

– Нету, – с жалостью в голосе ответила Ленка.

– А то вот товарищ японский майор пельменей русских покушать хотел, – кивнул Ковалев на меня.

– Ничего-ничего… – замялся я.

– А вы в Ванино-то надолго? – поинтересовалась хозяйка. – Я завтра могу налепить. Приходите!

Наступая на горло собственной песне, я принялся сжигать мосты и пилить сучья:

– Да нет, не стоит…

– А сейчас колбаски, сырку, рыбки красной – как?

– Чего-нибудь, что не жалко, – выдавил я, сетуя на свои беспринципность, мягкотелость и порядочность.

– Сейчас бутербродиков сделаю.

Ленка принялась доставать из холодильника пахучую снедь.

– Ты в завязке?

Ковалев окончательно спустил меня этим вопросом с небес на землю.

– А по мне не видно? – недовольно огрызнулась Ленка.

– Да уж, на доходягу баянную ты никак не тянешь, – выдал Ковалев своеобразный комплимент.

– Вам под рыбку масло мазать? – спросила она меня. – Я не знаю, как у вас в Японии принято…

– Если можно, – ответил я.

– Давно? – спросил Ковалев.

– Что «давно»? – не поняла Ленка и вернулась своим томным взглядом ко мне. – Столько нормально?

– Нормально, – кивнул я, стараясь не смотреть на все больше расходящийся на ее груди халат номер два.

– Завязала давно, спрашиваю? – не унимался Ковалев.

– Года три как… Я ж в девяносто девятом тридцать шесть кило весила, можете себе представить?

– Можем, – кивнул майор. – Мы только что Ольку Седову видели. В ней, наверное, столько же сейчас.

– Седую? – задумчиво переспросила она, протянула мне блюдо с разноцветными, бордово-оранжево-золотистыми бутербродами и принялась наливать чай.

– Да, в больнице.

– В больнице?..

Ленка поставила передо мной чашку с чаем коньячного оттенка.

– А что с ней?

– Да ничего, – отмахнулся Ковалев, – приболела малость. Женские дела.

– Понятно.

Ленка села между нами.

– Так вы что, ею, что ли, интересуетесь?

– Нет, тобой пока, – отрезал майор. – Ты где работаешь?

– В порту, в буфете.

– В пассажирке?

– Ну да.

– Что-то я не видел там тебя никогда, – недоверчиво прищурился Ковалев.

Она всплеснула руками.

– Да правда там! Ну подумаешь, больничный часто беру! Нездоровится мне, правда! Хвораю я!

Мудрый Ковалев просверлил ее своим рентгеновским взглядом.

– Ты когда в последний раз на работе-то была? В июле, небось?

– В марте… – невесело призналась она.

– Понятно. Чем живешь?

– Друзей много. Помогают.

– Понятно, Лена. Спина не болит друзьям помогать? Паховой грыжей не страдаешь? – поинтересовался майор ехидным тоном.

– А вы у ребят своих поинтересуйтесь, что у них болит или не болит! – парировала хозяйка.

Я молча уплетал бутерброды, вместе с тем пытаясь не выпустить тонкую нить житейской беседы Ленки и Ковалева и ответить на сложный вопрос: почему у нас в Японии при переполненных магазинах и высокой покупательской способности населения никогда не бывает таких вкусных бутербродов? Ведь Ленка сейчас взяла элементарный белый хлеб, помазала его обычным сливочным маслом, положила сверху сыр – что-то смахивающее на «Гауду» – и русскую сырокопченую колбаску с мелким жиром, а на соседний хлебушек – лепестки копченого лосося. Все это есть и у нас, кроме колбасы: вместо русской салями мы, если есть желание, конечно, грызем немецкую. Но вот такого ошеломляющего гастрономического эффекта добиться никак невозможно. Есть у меня, правда, подозрение, что тут важно, чтобы бутерброды эти сооружала, скажем, ганинская Саша, у которой тоже есть на что посмотреть и в разрезе кофточки, и под подолом юбки, или же такая вот Ленка Резинка, от одного только вида которой начинаются обильное слюноотделение и душевное стенание.

– Чалых привечаешь? – ударил в лоб Ковалев.

– Каких чалых?.. – замялась она.

– Сама знаешь, каких! Которые наркоту мелкими партиями по городам развозят.

– Я же вам говорю, я в завязке, – без прежнего ража напомнила хозяйка.

– Седая с Макушкой у тебя когда в последний раз были?

– Сегодня… ну то есть вчера, – совсем погрустнела Ленка.

– Что делали?

– Покормила я их. Ребята-то совсем оголодали, денег нет, кожа да кости. Вы же видели Ольку.

– Кто еще был?

– Никого.

Ковалев укоризненно посмотрел на нее.

– Лен!

– Ну правда!.. – вяло отмахнулась она.

– Значит, так, Елена Героиновна! – вмиг посерьезнел майор. – Олька Седая чуть не сожмурилась несколько часов назад.

– А я-то чего? – завопила Ленка. – Я-то тут при чем? Она рыбки у меня поела! Рыбка хорошая! Правда ведь?