Охота на крокодила

Положение было явно ненормальным, и если бы у меня слева под мышкой не висел тепленький после гигантских Ленкиных канапе «Ню-Намбу», я бы этим положением явно озаботился. Как учит страстный поклонник древних греков Ганин, любое несоответствие действительного должному может вызвать в людях – или, по крайней мере, в нем, в Ганине, – одно из двух полярных чувств: либо страх, либо смех. Если верить этой ганинской теории, которую он наверняка спер у кого-нибудь постарше, то при встрече с русским, без акцента говорящим по-японски, я должен либо затрястись от страха, либо заржать, как обихирский битюг. Встречи такие в моей практике иногда случаются, но, честно говоря, мне при них ни страшно, ни смешно. Сейчас же реальность опять вступила в конфликт с должным. По идее, за задним бампером вверенного мне на время майором Ковалевым «Ниссана» должна была оказаться либо черная пустота, либо неказистая «Лада», но коварная жизнь на этой идее поставила жирный крест, и за мной неумолимо двигался мой же «Патрол».

Тут только до меня дошел истинный смысл сенсейского учения, и мне действительно пришлось, как и учил Ганин, выбирать между испугом и улыбкой. Я улыбнулся. И улыбка эта определила ход всех дальнейших событий.

Правая нога моя перелетела с газа на тормоз, а левая рука переставила рычаг автоматической коробки с буквы D на букву R. Я посмотрел в зеркало. «Патрол» начал расти в размерах. Я нажал на кнопку стеклоподъемника, и в мою правую щеку ударил морозный ночной воздух. Подставлять под него левую я не стал – не в моих это синтоистких правилах, – а просто перенес все свое внимание с салонного зеркала на боковое правое. Тот, кто сидел за рулем «Ниссана», наконец-то понял значение вспыхнувших на моей корме двух белых огней. «Двойник» дернулся вперед, резко остановился, издал зубораздирающий скрежет и подался на десяток метров назад.

«Ага, по крайней мере, за рулем не японец, а абориген», – подумал я. Нормальный японец даже в чужой машине инстинктивно будет беречь драгоценную коробку-автомат и сначала додавит до полной остановки тормоз, а уж только потом будет переводить рычаг с переднего на задний ход. Русские же, по моим многолетним аудиовизуальным наблюдениям, слабо себе представляют принцип действия автоматической коробки и трансмиссии и ничтоже сумняшеся пихают вперед покорный рычаг, не озаботившись полным прекращением движения машины в том же направлении.

Я отодвинулся назад на метр, остановился, вернул рычаг «автомата» на D и посмотрел назад. «Патрол» номер два тоже стоял без движения, и того, кто притаился за рулем, видно по-прежнему не было. Я задумался о том, почему это мой «хвост», если уж он взялся за мной волочиться, не предпринимает никаких более решительных и категоричных действий, но тут через все еще открытое правое окно я краем глаза увидел маячивший около Ленкиного подъезда полицейский «уазик». Что-то сугубо профессиональное подсказало мне, что именно его наличие в поле нашего общего зрения смущало водителя-невидимку и не позволяло ему, как сказал бы в складывающейся ситуации поэт из далекого Питера, «двигаться дальше».

Мне же не оставалось ничего иного, как проверить это свое предположение, резво рвануть с места и повернуть за первый же угол направо. Майор подробно объяснил мне путь до гостиницы, да и я сам, честно говоря, без его инструкций туда бы добрался: городок небольшой, наездился я по нему достаточно, а с ориентацией, как пространственной, так и любой другой, у меня, Дзюнко подтвердит, проблем никогда не возникало и теперь уж вряд ли возникнет. Но рулить к гостинице в данной ситуации было опрометчиво: ни Ганин с его ветеранами, ни дежурный администратор с парой охранников из бывших моряков меня от тех неприятностей, которые сулит японский паркетник в ночном русском поселке, не спасут. Да и вовлекать того же Ганина в возможные локальные военные действия мне не хотелось. Поэтому к гостинице я не поехал, а двинулся в противоположном направлении – к порту.

«Двойник» взял мои же семьдесят в час и ехал метрах в тридцати, по-прежнему не решаясь приступить к чему-нибудь более радикальному. Я же буквально через минуту в который уже раз в своей жизни высоко оценил свою профессиональную интуицию.

По мере приближения к порту воздух светлел, впрочем, не становясь от этого теплее. К расползающемуся свету ночных фонарей постепенно стали добавляться скрежет, лязг и звон не отдыхающего даже ночью портового оборудования. Шум этот меня не интересовал абсолютно, зато растущее обилие искусственного освещения подарило шанс разглядеть наконец водителя «Патрола».