Охота на ведьм. Исторический опыт интолерантности

Одно попутное замечание в связи с охотой на ведьм. Никакое провозглашение колдовства ересью и «вытравливание» его из культуры Нового времени не затрагивало его глубинных корней. Колдовство, магия, ведовство — это не только наличие в обществе некоторых социальных функций, закрепленных за определенной категорией людей, но прежде всего это особый образ мышления и логика понимания причинно-следственных связей. Для этой логики характерно неприятие случайности как объяснения тех или иных событий. То, что рациональное мышление считает сверхъестественным и потому оставляет за пределами познаваемой реальности, для магического миропонимания как раз является объектом познания (Юнг, 1994, с. 160–184). Магическому мышлению присуща убежденность, что за случайностью скрываются иные таинственные, но совершенно реальные мощные закономерности[5]. Это те самые силы, что правят миром и определяют порядок вещей. Эзотерические знания об этих тайных силах открываются лишь тем, кто удостаивается посвящения в маги.

Имена присягнувших дьяволу вычеркиваются из Книги Жизни и вписываются в Книгу Смерти. Гваццо

Подобное магическое миропонимание было частью ментальности того времени, и во времена охоты на ведьм оно продолжало процветать. Сплошь и рядом «пострадавшая» от ведьмы сторона упоминала в суде, что пыталась своими силами справиться с колдовскими чарами, то есть предпринимала аналогичные магические контрмеры (Роббинс, 1996, с. 417). Более того, большинство методов, которыми священники боролись против ведьминских чар — царапанье[6]

, использование амулетов, бичевание, — имеют свои прототипы среди древнейших магических приемов (см. об этом: Фрезер, 1980).

И инквизиторы и их жертвы, рассматривая причинно-следственные связи между событиями, прибегали к магическим по сути своей объяснениям, в частности к вмешательству потусторонних сил и козням дьявола. К.В. Томас пишет о «субъективной реальности» ведовства, в которой пребывали все люди, в том числе и наиболее просвещенные умы той эпохи (Томас, 1982, с. 97). Это-то как раз и заставляло верить в существование ведьм, в порчу и в необходимость преследований. Христианство переосмыслило дохристианские магические представления о тайных силах в категориях «божественного» и «демонического»[7], принципы же взаимодействия этих начал оставались теми же. Так что борьба с еретическим колдовством никак не подрывала корней древней магии.

Тогда кого же и за что обвиняли в ведовстве?

Подписание договора с дьяволом. Гваццо

Во времена всеобщей демономании ведьму стали привлекать к суду даже не за тот вред, который она приносит, но только за одно ее послушание дьяволу, который избрал ее своим орудием. Эссексский проповедник Дж. Гиффорд в конце XVI века писал: «По слову Божьему, ведьма должна умереть не за то, что она убивает людей — она не может этого сделать, если только она не из ведьм, убивающих ядами, которые они получают от дьявола или делают по его наущению; но уже за то, что она общается с дьяволами» (Роббинс, 1996, с. 139).

Обвиняемые, как это было сказано выше, отнюдь не обязательно должны были быть колдунами/ведьмами или «людьми знания». В разгар репрессий в них вовлекались самые разные слои общества и возрастные группы, к ответу привлекались не только женщины, но и лица мужского пола, а также богатые, знатные, почтенные, нищие и обедневшие, молодые и старые, красивые и уродливые. Портреты «типичных ведьм», которые не раз выводились в локальных исследованиях, обычно характерны только для определенной местности. Эти портреты разнообразны и противоречивы, среди них и пожилые овдовевшие женщины, ведущие уединенный образ жизни, и нонконформистки, известные своим сварливым норовом, и бедные презираемые всеми существа, не имеющие средств для жизни. «Устранение докучливых маргиналов с помощью обвинения в ведовстве — схема убедительная…», (Шверхофф, 1996, с. 322) но и это обобщение не обходится без своих «но».

Была сделана попытка реконструировать девиантное поведение обвиняемых. Р. Вальц, проанализировав материалы деревенских судов, пришел к неожиданному заключению — те, кто был обвинен в колдовстве, не отличались ранее какими-либо выраженными особенностями поведения, а те, кто постоянно привлекался к суду за всяческие нарушения порядка, не обвинялись в колдовстве (Р. Вальц)[8].

Конечно, «докучливые маргиналы» — это «группа риска», но в охоте на ведьм присутствует некий иррациональный момент. Когда вина человека очевидна, он отвечает за нее по закону. Обвинение же в ведовстве, в порче и тому подобном имеет место, когда нет никаких очевидных прегрешений. Враг создается из ничего, а точнее, из мифа, утверждающего идею существования зла во плоти и крови. Миф только называет противника, но никогда не определяет его слишком четко. Излишняя конкретизация делает врага менее опасным (Леруа, 2001, с. 418). В этом смысле все попытки реконструировать социально-психологический портрет «типичной ведьмы» обречены на неудачу.