Охота в атомном аду

Да, водопровода здесь действительно не было (явный атавизм из прошедших времён, хотя сортир во дворе не такая уж редкость и для Европы начала следующего столетия), но водой ныне покойные квартиранты всё-таки успели запастись – колодец-то где-то тут, судя по всему, наличествовал, а может, и колонка какая-нибудь.

На местной кухне, размещавшейся на первом этаже здания, именно там, где я сразу и предположил, похоже, отродясь не варили ничего, кроме кофе, возможно, по причине генетической нелюбви к мытью посуды (честно говоря, сложно найти человека, который любил бы подобное). Поэтому питались товарищи дохлые революционеры явно всухомятку, бутербродами и консервами. Доказательством этому служили многочисленные разбросанные там и сям по кухне разнокалиберные, опустошённые жестяные банки с яркими этикетками, в некоторых из них, ну совершенно по-нашему, были погашены сигаретные бычки (ну да, как же, помним рекламный слоган: «Рижские шпроты – полвека на российском рынке пепельниц»).

Однако воды оказалось более чем достаточно – две полные доверху деревянные то ли бадьи, то ли небольшие бочки и ещё штук шесть больших вёдер. А на плите, которую крайний раз, похоже, топили прошлым вечером, стоял солидных размеров (литра этак на три, не меньше) старинный кофейник и две здоровенные металлические кастрюли (их размеры заставляли вспомнить эмалированные баки, в которых во времена моего позднесоветского детства особо консервативные домохозяйки, было дело, кипятили на газовой плите бельишко) со всё ещё слегка тёплой водой. Подозреваю, что мою сверхстойкую напарницу вполне устроила бы и ледяная вода, прямиком из осенней реки или ручья.

Увидев это богатство, окровавленная Кэтрин несколько воодушевилась и немедленно скинула с себя последние остатки бельишка вкупе с прилипшими к телу затвердевшими повязками, в течение минуты оставшись голенькой, несмотря на то, что на кухне было довольно холодно. И я уже совсем не удивился тому, что страшная резаная прореха на её животе за каких-то два часа превратилась просто в широкий багровый рубец. «Быстро же она, однако, регенерирует, – подумал я, – прямо как те ящерицы с постоянно отрастающим хвостом». И одновременно поймал себя на мысли, что никаких следов от недавних огнестрелов на обнажённом пропорционально сложенном теле напарницы уже вообще не видно…

Разумеется, мыло на кухне тоже нашлось, причём вовсе не то, каким моют хозяйство. Привычного русскому человеку «штыревого» умывальника нигде не было, но, похоже, именно здесь имели обыкновение умываться и чистить зубы незадачливые «квартиранты» – на стене висело потёртое зеркало, под ним торчало большое корыто с мутной водой на донышке, на столе рядом – два больших кувшина, несколько расчёсок и зубных щёток, пара тюбиков зубной пасты и кусок туалетного мыльца.

Соответственно, дальнейший процесс отмывания выглядел предельно просто. Поскольку корыто Кэтрин проигнорировала, я зачёрпывал ведром (кувшины оказались маловаты для подобного) тёплую воду из стоявших на плите кастрюль, вставал на один из найденных здесь же табуретов и медленно лил воду на намыленные голову и плечи напарницы. Её осенний холод и мокрый пол не смущали совершенно (она ничуть не посинела, и озноб её тоже не бил), а я был полностью одет и обут, так что меня подобное и подавно не волновало.

– Пойду оденусь, – сказала Кэтрин пять вёдер спустя, отложив мыло и, видимо, сочтя себя отмытой добела, на манер Майкла Джексона. И, поскольку никаких полотенец под рукой не обнаружилось, вышла из кухни как была, соблазнительно-голая и блестяще-мокрая, шлёпая босыми ступнями и капая на пол текущей с волос водой.

Я за этой недобитой русалочкой не пошёл, сочтя, что подобной эротики с меня на сегодня, пожалуй что, хватит.

Вместо этого я занялся другим, вполне полезным делом. Тёплой воды после прошедшей процедуры омовения осталось ещё много, а на том же столе с туалетными принадлежностями я углядел вполне себе приличную жиллеттовскую бритву и помазок. Два раза намекать в сложившейся ситуации было излишне, и я, как сумел, намылил щёки и подбородок, после чего постарался соскоблить с физиономии наросшую щетину. Света в кухне было недостаточно, но вроде всё получилось. Вообще, бритье – одна из тех гигиенических процедур, о которой здесь очень многие (конечно, имея в виду тех, кто вообще выживет, так сказать, «в сухом остатке») забудут, причём надолго, если не навсегда…

Смыв с лица остатки мыла, я увидел среди зубных щёток и прочих туалетных причиндалов какую-то мелкую склянку без наклейки, с прозрачно-зеленоватым содержимым. На шампунь жидкость явно не походила – слишком жидкая. Вылил немного на пальцы руки, понюхал – что-то явно спиртосодержащее, точно или одеколон или лосьон. За неимением лучшего протёр побритую физиономию этим нечто. Слегка защипало, что было вполне ожидаемо. Подумав, рассовал бритву, помазок, мыло и склянку себе по карманам. Мало ли, может ещё пригодиться. Им-то оно точно больше ни к чему…