Поэтому, пока она не успела толком рассмотреть эти, срезанные стрельбой в упор, мёртвые тела, я поспешил втолкнуть её в дверь какой-то свободной комнаты, чуть в стороне, правее общей «баталии». Там не было трупов, но зато были буфет с какой-то посудой, тумбочка, пара стульев и застеленная койка – массивно-железная, явно двуспальная кровать с панцирной сеткой и металлическими шарами на спинке. Наверное, именно на такой и должны были спать, а также строгать новых немцев разные там конюхи и горничные, слуги почтенных немецких господ-бюргеров времён кайзера Вильгельма и позапрошлой Мировой войны.
Мягким толчком автоматного ствола я посадил Клаудию на койку, а потом (признаюсь – действовал я не очень профессионально, поскольку соответствующей практики не было) приковал запястье её левой руки к спинке этой самой древнегерманской кровати удачно завалявшимися у меня в кармане наручниками (вот что значит предусмотрительность, как знал, что пригодятся!), отжатыми у тех покойных срамников.
– Зачем? – только и спросила она слабым голосом, глядя на мои манипуляции.
– А для гарантии, чтобы не сбежала раньше времени. Хочешь – лежи, хочешь – сиди. А это тебе, чтобы не скучала…
Сказав это, я сходил в соседние комнаты и, немного пошарив там, принёс ей открытую, но не слишком пустую бутылку с каким-то винищем, заодно прихватив относительно чистый бокал и удачно оказавшийся рядом керамический кувшин с водой. Чтоб могла, так сказать, и попить, и выпить. Кстати, в случае с запечатанным пузырём мог возникнуть новый конфуз – где у них тут штопор, я не знал (конечно, где-то он обязательно должен был быть, раз они накануне столь бурно бухали, но на фиг мне сдалось – лишний раз рыться среди покойников?), а открывать вино автоматным шомполом или лихим, псевдогусарским методом отбивания горлышка я как-то не умею. Поставив бутылку и бокал на тумбочку рядом с кроватью и не получив в свой адрес каких-либо дополнительных вопросов или реплик, я решил что, таким образом, вопрос с временным содержанием военнопленной был решён мной вполне удовлетворительно. Далее я вышел обратно в коридор, прикрыв дверь снаружи.
– Кто это там? – неожиданно услышал я знакомый глуховатый голос за спиной.
Резко обернувшись, я увидел стоявшую позади меня Кэтрин. Напарница уже успела снять с себя всё лишнее, разоблачившись до белья. Теперь засохшей крови на ней было куда меньше, а сама она перестала походить на мертвяка или зомби. Кстати, видел я подобное уже во второй раз за эту «командировку», не дай бог, будет третий, четвёртый и далее по списку…
Вновь оклемалась, стало быть, неубиваемая эрзац-баба, с встроенной функцией Терминатора…
А я и не заметил, как за всякими мелкими делишками и разговорами пролетело два часа (посмотрел на свои наручные – блин, так и есть), и она, как по будильнику, очухалась. Ну раз так, добро пожаловать обратно, в эту довольно дерьмовую реальность…
– Долго рассказывать, – ответил я. – Можно сказать – старая знакомая и вдобавок ещё и хозяйка стоящего возле дома вертолёта. Мне интереснее другое – почему твои умные приборы её не засекли?
– А где она была? – уточнила напарница без тени удивления в голосе.
– В подвале или, если его можно так назвать, погребе одного из сараев на заднем дворе. Лежала связанная и с кляпом во рту.
– Не могу точно сказать, командир. Постройки здесь сплошь старые, капитальные, из камня и толстого дерева. По идее, такой дом слегка экранирует, стены сарая экранируют, почва тоже. И, возможно, я на неё просто не обратила внимания. Тепловая отметка от неподвижного человека, долго пролежавшего неподвижно, да ещё и на холоде, слабая. Соответственно, такой маломощный сигнал аппаратура может неправильно идентифицировать, посчитав его не за человека, а какое-нибудь мелкое животное, скажем, лисицу, кошку или крысу…
– Понятно. Значит, в вашем продвинутом мире идеала всё равно нет, как и в этом. Очень жаль…
– И что она здесь делает? – спросила Кэтрин, пропустив мимо ушей мою последнюю реплику.
– Захотела отобрать у этих придурков свой вертолёт, но, как я понял, была не слишком убедительна…
– Я не про это, командир. Учитывая окружающую обстановку, вертолёт теперь всё равно ничей и им может воспользоваться кто угодно, а точнее – любой, первый, кто окажется поблизости. И, исходя из этого, мне непонятно – почему она до сих пор жива? И зачем она нам?
– Ты это, полегче… Всё-таки давай не будем мочить тут всех подряд… Есть же какие-то пределы даже в этом заплечном бизнесе?! Как-никак, она была безоружна. А жива она ввиду необходимости…
Выдав, чисто автоматически, эту фразу, я понял, что ляпнул сие совершенно не подумав. Действительно, а какая тут жгучая необходимость? Моя, персональная, положительная реакция на воспоминания? «Джон Коннор излишне тепло относился к Терминаторам серии «Т-800»»?! Так это же всё лирика, не относящаяся к делу…
– Какой необходимости? – переспросила напарница.
Вот как ей, блин, объяснишь?