Охота в атомном аду

Маленький вертолёт мотнуло резко вверх, потом вниз и тут же за ним потянулся, быстро расширяясь, мутно-белесый шлейф какой-то взвеси. В любом воздушном бою из «поршневых времён» (это тогда, когда ещё не пускали друг в друга ракеты «воздух-воздух» по отметкам на экране БРЛС) это всегда означает только одно из двух – пробит топливный бак либо радиатор и наружу активно травится либо топливо, либо вода. Если первое, то что-то там рано или поздно загорится или взорвётся (или, как вариант, когда горючка вытечет совсем – всё остановится), а если второе – движок достаточно быстро перегреется и переклинит. То есть в любом случае подстреленный аппарат упадёт, ему, считай, хана.

Я продолжал стрелять, чувствуя, как всё больше раскаляется пулемёт, и понимая, что, похоже, опять позорно мажу – расстояние между нашими вертолётами увеличилось, и нас отделяло от преследуемого метров полтораста. Скорость «Белла» упала, и теперь его пилот пытался уйти вправо. Но после очередной моей очереди наконец-то последовала неяркая вспышка – позади пилотской кабины «Белла» появилось оранжевое пламя, а тянущийся за вертолётом дымный шлейф стал чёрным. Значит, я ему всё-таки бак просадил…

В этот момент MG глухо лязгнул, дожевав ленту из коробки. Как говорили в одном известном у нас кино – выстрелил всё, до железки…

А «Белл-47», не снижая скорости, начал заваливаться набок, а потом, опустив нос, почти вертикально упал на какое-то поле, явно проигнорировав все умные разговоры про авторотацию…

Н-да, «холодный пот шипит на пулемёте»… Отправив за борт пинком негнущейся ноги потраченную патронную коробку и ленту с пустыми звеньями, я опустил германскую волыну на сошки, а наш S-58 слегка клюнул носом, закладывая вираж над местом падения противника и явно снижаясь вслед за ним.

Взрыва я не увидел, только слышал какой-то глухой хлопок. А потом рассмотрел внизу, на земле, большой бесформенный костёр и чёрно-красные пятна осенней травы, явно подожжённой брызгами горящего топлива. Мы зависли над этим огнём, и в тучах пыли и мусора, поднимаемых винтом, лично я увидел только оторванный каркасный хвост «Белла» и, кажется, одну далеко отлетевшую лопасть. Кабина вместе с пилотом, двигатель и баки явно размазались о землю, и теперь то, что от них осталось, медленно пожирали языки бензинового огня.

– Что, будем добивать? – крикнул я, честно не видя внизу ничего достойного лишней пули.

Было понятно, что в этот самый момент Кэтрин из пилотской кабины всматривается своими ястребино-цифровыми очами в горящие под нами обломки. Да уж, хрен кто выживет после такого падения (там до земли точно было с полсотни метров!), это же просто люди, пусть и притащившиеся сюда из далёкого будущего, но ведь всё равно из плоти и крови…

– Ну так что? – повторил я. – Правки в виде контрольного выстрела не требуется?

– Нет, – ответила напарница, а потом наш двигатель загудел сильнее, и мы начали медленно набирать высоту. Ну да, в данном стихийно, но удачно выбранный способ уничтожения действительно практически исключил последующую идентификацию крайнего трупа. Всё получилось практически по инструкции…

– И куда мы теперь? – поинтересовался я, отодвигая пулемёт подальше от открытой двери.

– Туда, куда вы и предлагали – в ближайший аэропорт. То есть в Энсхайм.

– Ты хоть знаешь, где он?

– Разберусь…

Ну да, у неё же небось полная карта Европы непосредственно в голове. Надеюсь, куда попало не завезёт…

Между тем, повинуясь руке пилота, «Сикорский» набрал высоту, развернулся, и мы пошли по широкой дуге куда-то влево.

Я уже хотел было сесть и перевести дух, но вдруг услышал глухое «т-ты-тых!» и увидел вполне отчётливо промелькнувшую метрах в двадцати за дверным проёмом красноватую пулевую трассу. Потом звуки стрельбы догнал и рёв реактивного двигателя. И тут же, выше нас, быстро промелькнуло что-то округлое, серо-красное, обогнавшее S-58 и исчезнувшее впереди…

– Что за на-х-х?.. – заорал я, понимая, что, кажется, в этот самый паскудный момент мы плавно превращаемся из хищника в жертву. Вот уж, воистину, пришла беда – отворяй ворота. Ну правильно – а ты, дурилка картонный, думал, что это будет так легко? Ан, фигушки! Н-да, если по нашу душу явился чей-то реактивный истребитель – это очень плохо. Сейчас его пилот осмотрится, прикинет что да как, зайдёт ещё раз – и мы «рухнем, объятые пламенем». Нет, то есть, конечно, шансы уворачиваться от него, пока он не расстреляет весь боезапас, были, но это уже из области чистой теории вероятности – попадёт, не попадёт…

И особенно хреново, если этот истребитель был наш, в смысле – ВВС кого-то из Варшавского договора. Вертолёт-то у нас хоть и в гражданской раскраске, но явно вражеский, а на серьёзной войне полагается отстреливать всё чужое, что летает, так сказать, «по умолчанию». Хотя в здравом размышлении, до ближайших авиабаз ОВД (если таковые ещё целы) отсюда всё-таки далековато, а тем более для истребителей тех времён…

– Кажется, у нас гости! – заорала Кэтрин в ответ.

Вот тебе, бляха-муха, и место, где «все умерли». Выходит, что всё-таки не все…